НЕВЕРОЯТНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ В ГУБЕРНСКОМ ГОРОДЕ К.

 

                                                    Владимир Толстов

        НЕВЕРОЯТНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ  В ГУБЕРНСКОМ ГОРОДЕ К.

 глава 1-я                      В сожженной Москве...1812 год

   Франсуа Феррель при Наполеоне занимал секретную должность "тайного агента по особым поручениям" и  был приписан к Тайному бюро разведывательного управления. Наделив его, как агента  исключительными полномочиями, Бонапарт давал ему, особые, очень личные и необычные задания, иногда даже вне полномочий и ведома шефа специальной службы. Ферреля  очень редко видели при штабе, чаще всего император встречался с ним на так называемой "внегласной аудиенции" либо прямо в своей карете на выезде. Но чаще всего Бонапарт отправлял ему  необходимые записки через особого связного, Шарпаля.

   На этот раз, сидя в ставке в сгоревшей Москве, Бонапарт  принял Ферреля срочно и без промедлений и в чёткой форме поручил ему разведать обстановку, стоит ли ему поворачивать на юг от Москвы и идти к  губернскому городу К. или же нет. И не сожгут ли этот город при приближении его войск, как это сделали сейчас с Москвой? Задание было стратегическим, важным. Могут ли быть гарантии и на что Наполеон может рассчитывать, было архиважно теперь, ввиду изменившейся обстановки. Сожжение Москвы было для Бонапарта пирровой победой, вне всякого сомнения неожиданным фокусом Кутузова. То, что такое исключительное задание было поручено Феррелю, говорило само за себя, было объяснимо, - это полное доверие со стороны императора.

    Феррель, ещё будучи юнцом,  успел пожить с родителями в Санкт-Петербурге, хорошо знал русский язык и разговаривал на нем. И хотя в его говоре чувствовался акцент, во всём остальном он мыслил по-русски. Через пять лет вместе с семьей он  вернулся во Францию, где и проникся идеями бонапартизма и примкнул к рядам его сторонников. Одарённый и неробкий молодой человек быстро нашёл общий язык в окружении и в скором времени был взят на службу. Помог случай, после которого он снискал симпатию Бонапарта. Однажды на светском рауте, стоя на балюстраде, он заметил, что к Наполеону подходят двое молодых людей славянской внешности, тип коих определял без ошибок, быстро сориентировался и указал на это. Выяснилось, что визитёрами были сербы, которые без приглашения проникли в зал и собирались подобраться к императору и  убить его.

    Наполеон обратил внимание на молодого Ферреля, запомнил его качество - быстро соображать и молниеносно принимать решения. В дальнейшем его подвижный ум и чутьё не раз помогали императору. Он стал незаменимым экспертом по составлению документов русскому императору Александру Первому.  Иногда его подсказки, умные аналогии и русские обороты речи в письмах, понятные только русскому человеку, стали использоваться и дипломатами.  В Египетскую кампанию при его участии была проведена особо тайная операция вывоза золотых сокровищ фараонов. Настолько тайная, что даже никаких бумаг и описей не составлялось. После чего трон Наполеона воистину стал золотым и обещал дальнейшее завоевание мира. С тех пор Феррель состоял у императора на особом счету, и он исключительно доверял его информации в донесениях. Вот и в этот раз Наполеон рассчитывал получить от него важные достоверные сведения. Более отсиживаться в Москве было стратегически неоправданно, и Наполеон искал союзников среди недругов царя Александра, колеблющихся и, чего скрывать, пытающихся на войне сколотить капитал. Всё было решено и обговорено. Феррель  должен  был  незамедлительно проследовать в этот город К. и выяснить обстановку на месте. Выйдя из кареты, Наполеон пожелал ему удачи и скорейших известий по интересующий его теме.

                                                                             * * *

     Феррель отправился в дорогу незамедлительно, он выехал на запад от  Москвы и,   лишь проехав с десяток  миль по  просёлочным  дорогам,  повернул на  юг. Везде  он  видел результаты движения наполеоновских войск, пригороды были разорены и подожжены, крестьяне  ушли в леса. Такое было для русского человека не в нове, крестьяне скрывались в чащах, валежниках и непроходимых буреломах, при любом военном вторжении, не раз оправдывая своё выживание подобной партизанской стратегией. Феррель, учитывая это, взял с собой провизию, которую навьючил на вторую запасную лошадь, и без каких-либо проблем где лесом, где тропами объехал заставы, на которых уже стояли казаки. Дорогами не пользовался. Сторонясь людных мест и имев вторую лошадь, он за несколько дней и ночей благополучно покрыл более ста верст, так ни на кого и не нарвавшись, ни на егерей, ни на патруль, ни на засаду. Теперь он двинулся на восток и сделал большую дугу опять на юг. Получилось, так как он и хотел, его путь представлял собой латинскую букву S.  Теперь к городу К. он подъезжал не со стороны Москвы, а по Тульской дороге с востока. Вторую лошадь отпустил. Взял с собой самое необходимое и деньги. Остальное спрятал в лесу и поехал дальше.

    Когда на дороге появился первый разъезд казаков, Феррель представился им испанским торговцем  Адрианом Гонсалесом, едущим из Тулы. Теперь по дорогам передвигалось много иностранцев, бежавших из Европы от французской диктатуры, потому как ни для кого не было секретом  то, что и Испания оказывала наполеоновским войскам ожесточенное сопротивление. Разбежались по всему свету не только испанцы, но и англичане, и немцы, и португальцы. Их теперь было много и в Сибири, и в Новом Свете в Америке, и в Бразилии , и даже в Австралии. И все же казаки внимательно осмотрели Ферреля, его упряж, сапоги и прочие детали одежды и в конечном итоге  все-таки поверили тому, что видят, а уже после этого спросили и бумаги. Документы у Ферреля были в порядке. Чисто составленные наполеоновской военной канцелярией, они  оправдали себя, потому как были  написаны на гербовых бланках, изъятых после ареста испанского короля, на них были  водяные знаки в виде испанской короны и королевского герба, и ни у кого не вызвали бы сомнения  даже при тщательной проверке. Казаки посмотрели бумагу на просвет, поцокали языками. Имя у Ферреля, вписанное в бумагу, было испанское, Адриано Гонсалес, теперь ему надо было вживаться в этот образ. Все прошло гладко, и он двинулся дальше. Неожиданная для него задержка произошла позже, уже на подъезде к самому городу, где его остановили чересчур сердитые в чёрных бурках  казаки у восточной заставы. Хмурый бородатый казак, заслышав его иностранный акцент и его объяснения, ещё больше насупился.

 - Пошто тут лазишь? Заяц мож ? Не лазутчик ли? Чего шляешься здесь? Неушто по башке   хочешь получить от француза? Не набегались ишо гамадриды гишпанския, мать вашу!

   Тут Феррель, он же Гонсалес,  исхитрился и опустил в руку бородача серебряный песо с королём  Карлосом Четвёртым и показал на профиль на монете.

 - Наш королос! -заверещал с иностранным акцентом "испанец Гонсалес" Феррель - королос, тюрма, королева,  дети, крепост,  земья тоже, как у менья, там, мьне надо сюда, в город.

 - Семья что ж, семья можно, - бородач отступил и стал менее свирепым, пряча монету в кисет. - Давай мадрил, шевелись тогда, забирай своих и дуй отсюдова, слышь ты, дурья твоя башка! Пропусти его Филька, пущай двигает!

   Теперь Феррель в роли Адриано Гонсалеса прошёл проверку, не стушевался, быстро смекнул,  что надо было сказать и что сделать. Однако, подумал он, надо впредь лучше вжиться в эту роль испанского торговца, над испанским акцентом русского ещё нужно поработать, но не над французским акцентом, не запутаться бы. Он сел на лошадь и пришпорил её. В испанской военной кампании он был всего лишь один раз в 1808 году. "Не напороться бы в городе на настоящего испанца, буду надеяться, что этого не произойдёт", - подумал он.

    И вот перед ним наконец-то открылся город с множеством двухэтажных необычных домов - с первым этажом каменным, а вторым деревянным, с красивейшими наличниками и ажурной русской резьбой. Так он доехал до широкого и большущего оврага, что находился в восточной части города, проехал по нему немного и поднялся на высоченную возвышенность, где и справа, и слева, и перед ним возвышались белокаменные храмы.  Он поехал прямо до красивого  Гостиного двора, потом до Троицкого собора с огромным куполом и колокольней, а затем и до высоченного Каменного моста в римском стиле пересекающего ещё один глубокий овраг.  Здесь прямо на мосту тоже были торговые ряды, четыре крытых павильона. Изумился. Прямо Европа! Напоминало предгорье Альп, живописные виды, крутые склоны. Внизу слева его взгляду открылась  река со стоящими друг против друга двумя большими судами, очень напоминающие французские пироскафы. Такие он видел в Париже. Эти суда приводились в движение при помощи находящейся внутри паровой машины. Похоже, и здесь  появились изобретатели не хуже французских, поймал себя на мысли Феррель. «Видимо,  город  этот не простой». Он вспомнил свои мореходные увлечения юности  в Санкт-Петербурге, романтику молодости и  приключений. Ну что ж. Красивый город. Но что люди? Какие они тут? Но не стоит излишне расслабляться. Получиться ли выполнить задание, данное самим... Тут он осёкся. Спокойно. Действовать надо без нервов, эмоций и по порядку. Надо переехать этот каменный мост и где-нибудь неподалеку снять комнату, затем пойти утром на Торг, увидеть людей. Тронулся с моста, спросил у попавшихся по дороге баб, кто здесь знает место под жильё. Показали.

  - Езжай вон туда, в гору, сразу будет поворот налево, потом досчитаешь до третьего дома, а там постоялый двор, спроси хозяйку Пелагею Кузьминишну Кивину, вдову, у неё хорошие комнаты.

    Ничего особенного не произошло когда он представился хозяйке. Сказал, что здесь по торговым делам и что его интересуют специи и  благовония для дам, арабские, индийские  да и  китайские тоже. Хозяйка не удивилась, рядом с торговыми рядами ходило много купеческого люда, и всякие немчины и арабы, и евреи, да и разные другие, все ладили. Вот только потом хозяйка  стала расспрашивать про его житьё во время войны. Про себя Феррель "Гонсалес", придерживаясь сочинённой легенды, рассказал, что семью вывез из Испании по морю в Санкт-Петербург, а сейчас хочет осесть или в Ярославле, или в Нижнем Новгороде. Удобно и здесь, на Оке, тоже, или даже можно ехать южнее вниз по Волге-матушке. Слово "матушке" умилило Пелагею Кузьминишну. Сказал, что сейчас он осматривается, на предмет поставок и надеется сторговаться подешевле, потому как французы  уже близко. Хозяйка, поохала, помянула сатану Наполеона и сожженную Москву, взяла деньги и пошла молиться. Вот и хорошо, решил  Феррель. Можно теперь осмотреться,  отдохнуть после стольких дней похода. Лошадь в конюшне Пелагеи Кивиной  помыли, почистили, дали овса. И когда Феррель «Гонсалес» выспался   в своей комнате, плотно поужинал у хозяйки, то решил поехать осматривать город и его окрестности. Здесь уже велись нешуточные подготовительные работы, особенно на местах бывших крепостных валов, которые он своим зорким глазом определил сразу. Здесь создавались  редуты, однако и тут он подметил, что особого значения и нагрузки они не несли, так как располагались с юга бывшей крепости, а французские войска должны были подойти с северо-запада. Бутафория, как говорят в театре? Возможно.

      Затем он повернул лошадь к реке и, спустившись по достаточно крутому склону, очутился в подоле у реки. Прямо перед ним возвышались купола Монастыря. Он отъехал в сторону и привязал лошадь у большой ольхи, пошёл ближе к реке чтобы рассмотреть виденные им сегодня  пироскафы. Всё-таки новая техника  его заинтересовала не на шутку. Но судов на реке уже не было, возможно, их отогнали от пристани, пробуют, экспериментируют  или уже готовят на случай военных действий.  У пристани одиноко стоял только маленький дачный теплоходик. На его борту красовалось  название - "Чайка".  "Необходимо будет выбрать точку наблюдения, засесть где-нибудь в кустах неподалёку и высмотреть эти корабли, - решил Феррель, -затем пойду к купцам на торговые ряды выяснять обстановку, готовы ли купцы расстаться с провиантом или будут прятать всё  в подземных схронах, да выпытать, что им советуют военные, будут ли они в случае чего жечь этот город,  как Москву. Феррель повернулся, увидел большие заросли ивняка и направился туда. Под ногами шуршали листья, солнце ползло за горизонт, стало темнеть. Он нашёл очень удобное место внутри зарослей. Там оказалась небольшая площадка,  покрытая мхом, где можно было сидеть и даже лежать, удобно следить за рекой. Он стал утрамбовывать дёрн, подворачивать траву. И тут под его ногой что-то хрустнуло... и он ощутил, что под ним просел ,а затем и зашатался какой-то короб или подклет. Он всем телом напрягся и, не успев сообразить, в чём дело, полетел вниз...

 Глава 2-я.                               Бонапарт ждёт...1812 год

     Бонапарт ждал известий от Ферреля целую неделю, потом вторую, затем начал понимать и чувствовать, что напрасно. Время уходит, холода подступают, и русская зима не за горами. Больше медлить было нельзя. В любом случае, если задержка его агента объективна и он, возможно, схвачен, то выдвигаться всё равно следует, в этом случае известия придут от него уже по пути следования. Но риск возрастал. И всё-таки он рассчитывал , что Феррель даст о себе знать любым путём, но эта тишина угнетала. Возможно, это провал, решил Бонапарт.

                                                                                   * * *

     Феррель действительно провалился. Под землю! Вместе с дёрном и землёй летел он очень долго и только когда его мозг осознал,  что он не висит в воздухе, а стремительно падает вниз, только тогда он со страшной силой ударился о дно земляного колодца. С хрустом под ним разлетелись остатки каркаса клети,  вместе с которыми он падал, и ещё долго сверху на него сыпался всякий мусор. От сотрясения он потерял сознание. Всё кругом было темно. Через какое-то время глаза его приоткрылись, но ничего не изменилось, он ничего не увидел. Только темноту.  Всё, что мелькнуло и пронеслось у него в голове,  было только одно -  это конец.

    Сколько времени Феррель пролежал так, неизвестно, должно быть, долго. После того как он стал воспринимать  действительность и понял, что он всё-таки жив, он постарался высвободиться из завала и нащупать вокруг себя пространство. Понял, что руки его не сломаны, потянулся, ощупал ноги, и они целы. Похоже на чудо! Затем он стал вылезать из-под груды лежащих на нём палок от разлетевшейся клети, отгребать их в сторону и понял, что этими палками поломало ему все рёбра. Он отполз в сторону и лёг на спину, ощупал грудную клетку. Кошмар. Шок проходил, но появилась боль.

     В кромешной темноте он не мог ничего различать, но кожей он почувствовал движение воздуха, всё-таки здесь был ход, понял он. Не всё так безнадёжно. Попытался встать на колени, потом поднялся на ноги, затем  вытянул вверх правую руку и достал до потолка. Кирпич! Здесь кирпичный ход! Но куда идти? Мало того что наверху незнакомый город, а тут он попал ещё и в незнакомое подземелье. Это было уже слишком даже для него, секретного агента. Он вдруг вспомнил эту жуткую древнюю легенду о Минотавре и лабиринте. А если здесь лабиринт? О сложных подземных лабиринтах  времён царя Ивана Грозного, он слышал. Если подобный лабиринт был в Москве, то почему его не может быть и здесь?

   Он вспомнил и про Бонапарта, но как  в тумане. Как всё это уже было далеко. Главной задачей для него теперь было выжить! Дремавшие в нём доселе древние и тёмные силы и инстинкты пробудились. Они проснулись и рвались наружу и постепенно превращали его в какое-то хищное, чуткое и жутко опасное животное. Всё его тело превратилось в сгусток  обоняния, осязания и вообще всех шести чувств. Он напрягся, втянул ноздрями плесневый воздух подземелья, издал какой-то жуткий звук и медленно двинулся вперёд. Впереди его ждали беспросветная темнота, кошмары и ужас от возможности больше никогда не увидеть выход и свет.

глава 3-я                         Феррель. Один в подземелье... 1812

Из того, что было с ним в первые три дня,  Феррель в последствии не помнил ровным счётом ничего.   Для него время остановилось. Он шёл, цепляясь за стены, по, казалось бы, бесконечному коридору, пару раз находил какие-то лестницы ведущие вверх,  и  в  обоих случаях наверху были завалы. Потом нашёл массивную железную дверь которая оказалось запертой. Затем наткнулся на какой-то проход, он был без ступенек. Пошёл по нему в надежде найти выход наверх, но в конце пути его ждала деревянная клеть, набитая камнями до самого верха. Что это, арсенал с каменными ядрами? Что делать? Разобрать её? Но там было сухо, и он в изнеможении свернулся калачиком и уснул. Силы оставили его. Спал он долго и глубоко, здесь не было посторонних звуков. Этот сон, по-видимому, был своеобразной адаптацией к подземелью. Когда он проснулся,  глаза его впервые за это время стали различать еле уловимые контуры. Для абсолютной темноты это было необычно, как будто открылось внутреннее зрение. Еле-еле он разглядел, а не нащупал, как в прошлый  раз, эти камни-ядра в клети, хотел было начать вытаскивать их, но потом его как оттолкнуло. Ловушка! Он поднял руку и сверху нащупал острые колья. Ещё пара минут - и он бы погиб. Провидению было угодно, чтобы он остался цел и невредим.

   Он развернулся, в очередной раз перетянул перевязанную рубахой грудную клетку и повернул назад, в основной ход. Сколько же времени прошло с тех пор как он оказался в подземелье? День, два, неделя? Кошмар его нахождения здесь усугублялся голодом. В первый раз он съел лягушку, нащупал случайно на стене, но для француза это не диковинка,  в рамках правил, съесть такой деликатез. А потом и эти правила отступили, пошли в ход черви, а потом и крысы, которые здесь водились  и которых было здесь не так уж и мало. Почуяв в нём охотника, а не жертву, крысы,  сначала ходившие за ним по пятам, после того как первые из них попались, отступили и теперь держались на расстоянии. Для себя он выбрал нечто вроде тактики или системы. Он шёл сначала направо от главного хода, и когда упирался в тупик шел налево, всё для того, чтобы путь его не превратился  в кольцо, по которому он будет ходить по кругу. Несколько раз сделав так, он наконец понял, что попал действительно в старый лабиринт города времён, наверное, Ивана Грозного. Слухи до него доходили, что когда-то и под Москвой был такой лабиринт. По бокам от главного хода отходило множество других деревянных ходов,  по- видимому, ещё более древних по времени, но еще там были и просто выдолбленные в породе шахты. Боковые ходы были ненадёжные, ощупывая их руками, он чувствовал, что вот-вот всё это обрушится, деревянные своды качались сверху, даже прикасаться к ним было опасно. При каждом неудачном случае и обрушении он во все ноги убегал, лишь только почуяв странный звук сверху, поэтому то до сих пор и был ещё жив. Он садился, обхватывал голову руками и выл. Щетина на его лице скоро превратилась в бороду.

   Ходил ли он кругами в лабиринте? Возможно, ему так казалось, точно знать он не мог. Стал только интуитивно запоминать: если сделал два поворота направо, то третий нужно обязательно сделать налево. В один из дней, хотя это слово странно звучит под землей в темноте, когда он уже отчаялся окончательно, тихо сходил с ума и хотел было сдаться обстоятельствам, просто лечь и ждать смерти, он, проползая по очередному боковому ответвлению слева, наткнулся на обвал, рука его погрузилась в осыпавшийся грунт и там случайно скользнула по чему-то гладкому, оказалось что это ни что иное, как какой-то  металл. Он удивился, лег на живот и уже тщательно стал ощупывать место вокруг. Действительно это был отполированный металл, не шероховатый, значит коррозии нет, и это может быть только серебро или золото. Он ощупывал и очищал от земли  найденное очень долго и наконец понял, что в завале под ним, рядом со стеной бокового прохода, лежит двухметровая статуя! Ему удалось приподнять её с одной стороны, но это было всё, на что он был способен сейчас. Сил не было, но появился азарт. На плечах статуи он нащупал что-то плоское и овальное, висевшее на массивной цепи.  Он снял его и повесил себе на шею.

   Это событие сразу вывело его из ступора отчаяния, и в кромешной тьме  теперь у него появился вновь обретенный смысл - выжить во чтобы то не стало для того, чтобы вернуться сюда и забрать когда-нибудь, золотую, он был уверен в этом, статую. Неожиданная находка побудила его к дальнейшим действиям и заставило с усиленной энергией заработать мозг. Теперь, уже повинуясь законам здравого смысла, Феррель присыпал статую землей,  и она осталась лежать как и лежала до этого, вытянувшись вдоль стены. Выйти. Непременно выйти отсюда! Теперь только одна эта мысль сидела у него в голове. Феррель пошёл дальше, на ходу ощупывая свой неожиданно появившийся на груди  талисман. При всей катастрофичности общей ситуации, нещадного голода и лишений это событие произвело на него ошеломляющее впечатление, это была несомненная его удача. Ставка его нахождение здесь многократно повышалась, но при условии, что он найдёт выход. Теперь задачи для него изменились. В карманы от стал собирать отбитые куски кирпича и камушки, необходимо было оставлять на своём пути какие-нибудь знаки и ориентиры, чтобы пометить повороты и найти путь обратно. Один поворот налево, один камень у левой стены поворота, если направо, то у правой стены. Он ещё раз погладил на груди медальон, теперь он был его путеводной звездой в кромешном мраке.

   Через что он прошёл во время последующего блуждания в подземном лабиринте, даже в кошмарном сне вообразить себе невозможно. И вот в один из бесконечных дней  где-то за городом, прямо из под земли вдруг вылезло черное, страшное, грязное, волосатое чудовище. От света, что хлынул в его глаза он заорал истошным воплем раненного животного. Бабы, шедшие по дороге из города в соседнюю деревню Ромоданово, завизжали, побросали корзины и разбежались кто куда в ужасе. Уже позже они рассказывали, что видели тогда настоящего чёрта, вылезшего из приисподний, при этом судорожно крестились.

    Стоит ли рассказывать как этот, воистину сын мрака Феррель, возвращался из небытия в настоящий мир? Он долго сидел в кустах, закрыв голову и глаза руками. На свет он смотреть не мог, и выполз из укрытия только следующей  ночью. Светила полная луна. Он прокрался к реке, залез в воду, он теперь был равнодушен к холоду, выдранной на берегу травой он стал остервенело отскребать, счищать с себя въевшуюся в него до печёнок и костей грязь. После пробрался на сеновал в Ромодановских Двориках, свил себе гнездо в сене и стал смотреть в щель сарая. Его взору открылась вся панорама этого мистического города, который плыл над рекой, как летающий сказочный остров, плывущий в синем ночном тумане и освящаемый мерцающим лунным светом.(***илл.)Он понял, что попал на другой берег реки, за город, а значит, он прополз не только под городом, но и под рекой тоже. Невероятно, но факт. Неудивительно, что последний длинный ход не имел никаких поворотов и ответвлений. Глаза Ферреля сверкали безумным пламенем. Он наконец за всё это время первый раз снял с себя медальон и стал рассматривать его. На лицевой его стороне располагалось большое количество бриллиантов, обрамлённых удивительными узорами золотого плетения. Очень древний амулет. Скифский? Сарматский?  Нужно  получше вспомнить древнюю  историю, он ведь прилично изучал её в Санкт-Петербурге, подумал он и оскалил зубы как зверь и тихо засмеялся. Нет, это уже был не совсем Феррель,а какой-то другой, неведомый человек которого в неимоверных муках вновь родила  мать-земля и вытолкнула его из себя обратно на свет. Он теперь уже не думал ни о Наполеоне, ни о своём задании. Его голова теперь была наполнена какими-то другими смыслами. Находился он теперь на какой-то другой оси, в другой системе координат и мечтал лишь об одном - вернуться когда-нибудь обратно и забрать из подземелья эту золотую статую, которая теперь, как он считал, принадлежала ему и только ему. Она была его по праву, по определению, как награда за все те мучения, которые он перенёс. Около  недели Феррель мог открывать глаза только по ночам, питался всем, что находил на огородах, и заметил про себя, что ест абсолютно всё без разбора, что стал неприхотливым к любой пище.  Днем он отсыпался на сеновалах, а ночью опять выползал из своего укрытия. Странно, что ни домашние животные, ни собаки его как будто не чуяли и не замечали. То ли он больше не имел человечьего запаха, то ли он настолько пропитался землёй, что стал на время потусторонним элементом, не имеющим отношения к известному науке земному роду. Только через неделю он как будто стал приходить в норму.

   В город через реку он не пошёл, хотя мог. Горожане зная о том, что Наполеон уже в Москве, в срочном порядке выстроили не один, а даже два деревянных моста через Оку, на юг, по которым теперь шли беженцы. За ними он и отправился, параллельно шёл вдоль дороги по лесу, бесшумно и неприметно как зверь, а на первом же привале высмотрел более или менее прилично одетого мужика, задушил и ограбил его под покровом ночи. Никто этого даже и не заметил, все спали. А на утро всем кагалом беженцы поднялись и ушли, как будто ничего и не было. Он переоделся в приличную одежду, посидел в лесу, ещё чуть-чуть поспал на мху и затем двинулся в путь. Но он не пошёл прямым путём на юг, а двинулся на северо-восток вдоль реки. На первой же переправе он напросился на постой, и его взяли на судно, идущее по Оке до самого Нижнего Новгорода, что на Волге. Он удалялся всё дальше и дальше от войны, от Наполеона, от своей прошлой жизни. На его груди висел заветный медальон.

глава 4-я           Путешествие Ферреля из 1812-го в 1840-й год

Надо ли рассказывать о том, как вылезший из-под земли Феррель под видом беженца от Наполеона плыл с рыбаками по Оке до Волги, потом по великой русской реке добрался до южного тёплого Хвалынского моря, а затем очутился в Астрахани. Выковырнул из медальона один бриллиант и продал его торговцу-греку за хорошую сумму. Зажил скромно,  скрытно, купил домик на берегу, потихоньку занялся торговлей.  Здесь появление беглого испанца никого не удивило. Старый торговый путь по Волге под старинным купеческий названием Ганза был давно известен. Да и его фамилия Гонсалес была созвучна с этим историческим фактом. По Ганзе во все времена проделывало путь много торгового люда предпочтительно из северной Европы, оттуда-то и побежали иностранные купцы от Наполеона. Были здесь не только европейцы,  но и арабы, и евреи, и индусы, и китайцы, что было понятно - Астрахань находилась на хвалынском морском перекрестке, а ещё южнее, через море, шёл когда-то Великий Шёлковый Путь. Феррель быстро вжился в роль обрусевшего испанца Андриана Гонсалеса проведшего детство в Санкт-Петербурге. Для этого в своей легенде ему пришлось поменять лишь французское произношение на испанское, что было несущественно для данной ситуации. Испанский он знал и для обрусевшего испанца разговаривал на нём хорошо. Здесь все общались преимущественно на русском, самом распространённом языке, переходя иногда на смесь арабского, татарского, еврейского. Судьба поверженного Наполеона, заточённого на острове Святой Елены и его смерть, Ферреля даже разочаровали, и вся история с ним  виделась теперь ему как в далёком туманном воспоминании. Но бывало что император, как будто в отместку  приходил к нему во сне под видом кошмара. Он встречал Ферреля в одном из подземных ходов и с бледным лицом набрасывался на него и начинал душить, вещая страшным голосом:

 - Где моё золото!?  Где моя золотая статуя!?  Куда ты её спрятал?!  Говори!

    Феррель просыпался в холодном поту и сам задавал себе тот же вопрос. Где она?Выходило так, что он примерно знал, в каком месте лабиринта она лежит, он оставлял метки, но точно сказать себе, что совсем уверен в этом он не мог. И старался забыть тайну статуи.  Но как такое забудешь? Проклятый Наполеон не давал. Он прожил в Астрахани уже много лет. Затем женился, завёл детей, основательно осел, пустил корни, и не было никаких проблем, дела шли. И всё же история со статуей очень глубоко сидела внутри него. В первый раз решение навестить тот губернский город К. пришло ему внезапно, как откровение. Его астраханское затворничество продолжалось уже 28 лет,  дети выросли, ему исполнилось  53 года. Был он еще крепок и полон сил. Или Всевышний намекнул ему, что нельзя оставлять недовершённых дел, то ли взыграли отцовские принципы -преумножить наследство детям. Руки теперь у него развязаны, и он наконец-то сможет осуществить главное дело своей жизни, решил он. Он сказал жене, что едет по торговым делам, и тут не было совершенно никаких препятствий и никакого вранья, так оно и было, он сам так спланировал. Он запасся на всякий случай купеческими рекомендательными письмами и даже разжился печатью от Астраханского торгового двора и поехал.

глава 5-я                            странное событие 1840 года

Поговаривают знающие городские люди, что писателя Николая Васильевича  Гоголя  не  зря тянуло в этот  губернский город. Будучи в гостях  у  вдовы  Пушкина   Наталии  Гончаровой  в Полотняном Заводе, летом 1849 года  он, вполне возможно, и мог слышать эту невероятную  по всем статьям  историю, потому как произошла она думается году в 1840-м или около этого. Точно никто не знает. Но скорее всего, что так.

     В те времена ходила по городу будоражащая кровь легенда про Чёрного Всадника, что ездил по ночам по городским улицам в черной карете. А на того, кто видел этого всадника, ложилась чёрная метка. Не дай бог, например, стоять у окна ночью и увидеть его проезжающим по улице. Поэтому, как темнело, ставни закрывали, зажигали свечи и усердно молились. Так делал верующий люд православный.

   Другое дело ночные нехорошие люди разного толка. И хотя они сами же и хвастливо рассказывали, что, мол, никакого дьявола никогда не боялись, да чуть ли и не за рога его держали, но и те притихли, потому как на словах мы все герои, а как коснись чего, так сразу в кусты, не особенно и  смелые. А началось всё с того,  что в одну ночь прибежали как ужаленные в трактир на Смоленке сразу два человека из разных мест и стали рассказывать про то,  как проезжал недавно по городу черный дилижанс, кучером которого был черный мужик с черной бородой, да с серьгой в ухе, не по нашему одетый, в широкой черной шляпе, вроде как цыган или, того хуже, пират или абрек горский! И главное, как проезжал он по городу, так забирал по дороге в свою карету людей, которых после уже живыми никто не видел. А нашли их потом мертвыми в разных местах города. А ещё рассказали эти мужики, что и у реки тоже одного замученного мужика нашли. А ещё одного, говорят, поймали рыбаки, тот плыл в гробу-домовине по реке, далеко за городом, около старой авчуринской усадьбы. Но люди у нас так устроены, что пока гром не прогремит, мужик не перекрестится, да и не поверили пьяным трактирным брехунам.

     Однако  уже на следующий день, действительно, нашли на Красной горке сразу двух мужиков, по виду купеческого сословия бездыханными. И  что самое странное, не были они ограблены, а с кошелями целыми, нетронутыми, с деньгами при них. Странно. Тут  уж мужики  удивились и  заговорили в   один голос. А как в Управу благочиния явился полицмейстер Фокин и подтвердил, что, дескать, есть такое дело точно, да и повелел не распространяться  никому.

     Зря он это сказал. Тут и завертелось. Всех как ошпарило! Сказывала одна старая татарка Айна с торговых рядов, что перед тем как едет этот Чёрный Всадник, кричит ночью во всё горло, на Никольской колокольне, что в старых садах, черный петух, хотя известно, что кочеты по ночам не кричат. И он,  дескать,  этот петух, и вызывает этого Черного Всадника, а всадник этот дьявол-карачун. Люди не на шутку всполошились. А как уже сами покровские мужики  нашли ещё одного человека в овраге сброшенным с моста,  так пошла настоящая паника, что это опять черный человек его забрал, повозил по городу, да и сбросил потом с моста вниз. В довершение  одна старая бабка-повитуха поведала, а может збрехала, что это не просто всадник, а что это  заморский путешественник который ездит по городу, убивает одиноких путников и записывает всё в свою книжицу, не иначе как иностранец-писатель какой-то инкогнито сюда   пожаловал.

    Загадка пошла на загадке. Событие прокатилось по городу, как цунами. Накрыло всех с головой. А потом всё стихло. Этот всадник куда-то исчез, как будто его и не было. Странно. Но вот это событие заинтересовало  не на шутку полицмейстера Фокина и армейские чины города. Заговорили служивые во весь голос, на полном серьезе о том, что какой-то видно убивец  лазает по городу и мутит народ. Вот  тут-то и вызвались с молодецкого куражу двое гусаров. Дело горячее, бравое.

  -Так то ж, - говорят, - мы и не такого чёрта хватали за бороду в Кавказскую  кампанию, видали   мы там таких  абреков, что головорезы местные супротив них, что цыплята. Мы "Лафитом", крестом и осиновым колом всякую тварь хоть из-под земли вывернем. Теперь гусарская честь наша на кону!».

   Так порешили молодые люди, ротные офицеры Дмитрий Самохвалов и Николай Разгуляев, за что выпили и обнялись как друзья. Гусарский флигель с конюшнями гвардейцев конной кавалерии где  квартировали два молодых человека,  находился  рядом с перекрёстком  Воскресенского переулка и  Никольской улицы, около дома ххозяйки флигеля,  барыни Елизаветы Афанасьевны Мурашовой. Штабс-ротмистр Дмитрий Митрофанович Самохвалов,  и  поручик Николай Николаевич Разгуляев,  оба прошли Кавказскую кампанию и уже, к этому времени, были при чинах. И положение флигеля для них было выгодное, совсем рядом от выездного двора, и хозяйка радушная. Да уж, и к слову сказать, больно хороша была дочка её Настасья Мироновна, Настенька. Барыня Мурашова была лет сорока от роду, полная   сил и обаяния , да и  с  непростой жизненной историей. Рано овдовела.

                                                 Петербургская драма

    Муж её Мирон Иванович  Мурашов, совсем ещё молодой человек, после рождения своей ненаглядной доченьки Настеньки поехал по делам в столицу, в Санкт-Петербург, и случилось это как на грех в тот самый роковой 1825 год в декабре. Попал Мирон Иванович в такой переплёт, что и сочинить специально невозможно. А было так. Выходя в Петербурге на Невский проспект недалеко от только что выстроенного Казанского Собора встретил он своего давнего лицейского приятеля, который буквально поволок его в сторону Невы, говоря по дороге про то, что такого события он ещё в своей жизни не видывал. В конечном счёте, через какое-то время вышли они на площадь, что располагалась перед  Невой и двумя длинными зданиями Сенатом и Синодом, и оказались в толпе которая состояла из людей с хорошими одухотворёнными и просветлёнными лицами, представителями тогдашнего свободомыслящего поколения. Все были заметно возбуждены, здесь раздавалось много восторженных восклицаний о том, что необходима и полная свобода, и республика и отмена крепостного права. Постоянно на площади что-то двигалось, перемещалось, но люди не расходились, а наоборот народа всё прибывало. И молодой ещё Мирон Иванович, конечно, загорелся этими свободными мыслями, жал людям руки и пылко соглашался со стоящими рядом. Но вот всё изменилось, началась пальба, и  через какое-то время толпу окружили военные, и вскоре тут же на Сенатской площади он и был арестован вместе со своим разлюбезным приятелем.  Дальнейшее  в  скором времени, проходившее дознание  удивило неопытного Мирона Ивановича и даже озадачило его, так как оказалось, что многие его лицейские приятели и друзья также оказались среди участников этого  декабрьского события! Отпереться от этого обстоятельства было никак невозможно. Учитывая и запальчивый характер юного Мурашова, он и не стал этого делать, а только закричал в сердцах: "Я требую соблюдать права! ...Сатрапы хватать свободных людей не имеют права!..", за что и поплатился впиской в своё дело:  "ничего не говорит  по существу, что скверно, но явный сторонник, вне всякого сомнения".

    В то время несчастная Елизавета Афанасьевна, долго не знала, где муж, через месяц он домой не вернулся как обещал. А по прошествии этого месяца получила она на своего мужа бумагу с гербовой печатью, о том, что её муж задержан как участник декабрьского переворота. А в скором времени пришло  окольным путём  и письмо от самого бедного мужа Мирона Ивановича, который писал о чудовищном стечении обстоятельств и про то, чтобы та не вздумала ехать за ним, если его сошлют в Сибирь. Молодой барин тем самым ограждал её от необдуманных действий. Муж еще писал, что погибло много мирных граждан на Сенатской площади, больше тысячи, и в том что, он не виноват, и никого ни к чему не подстрекал, как ему вменяют в вину. И каково же в конечном итоге было отчаяние молодой особы, когда уже через год пришло ей уведомление о том, что Мирон Иванович умер от чахотки где-то на яицком дворе на Дальнем Востоке. Елизавета Афанасьевна по началу отказывалась верить, ведь доходили слухи, что многих помиловали. Но нет. Больше никаких вестей от мужа она не получала. Что бы не говорили об этом люди, а ясно было одно - это невероятное роковое обстоятельство. Судьба-с!

     Но что больше всего поразило молодую вдову, так это не сожаление окружающих на сей счёт, а, наоборот,  тайное восхищение её покойным мужем. Осталась от него и его пламенной любви ненаглядная доченька Настенька, Настасья Мироновна. И утешение для матери, и память об отце. Сказать о том, что Настенька была хороша, ни сказать ничего. Эта влекущая юная особенность имеет место у девиц в возрасте семнадцати лет, когда в них появляется нечто такое необъяснимое, что сводит молодых людей  с ума. А когда она стала замечать, что один из постояльцев, Димитрий, стал ходить в последнее время сам не свой и заглядываться на нее дольше обычного блестящими воспалёнными глазами и  отводить тут же взгляд, поняла, что, наверное,  у него это возникает от того чувства, про которое  рассказывает её кухарка, девка Дуняша. Непонятное, сидящее где-то глубоко тревожное и новое состояние явилось к ней  неожиданно, как часто это и бывает. В ней проснулось не любовное чувство ещё, а самая скрытая и  могущественная в мире сила - девичье любопытство.

глава 6-я                                   Гусары. 1840

      Намедни вызвались друзья-гусары Разуваев и Самохвалов ловить этого черного душителя людей неспроста. Денщик их, Емелин Пётр Федотович, рассказывал накануне интересную байку про то, что у старого скорника Кукуя в избушке на восточном овраге обретается  один странный  молодой человек.  Вроде как потомок он братьев Жировых, что золото тут мыли когда-то на ручье.  Всё , мол, ходит тот человек, проверяет что-то, землю копает. Не то ли жировское золотишко ищет? Все знают, что тут давно золота нет уже. Да чем чёрт не шутит. Мало ли. Да пускай. И заплатил тот человек скорнику деньги сразу и вперёд. Значит, дело есть ему.  А что странный, так приходит ночью он, под утро, а весь день потом отсыпается, а один раз пришёл грязный с головы до ног, и догадался скорник, что лазает тот где-то по подземным ходам,  что есть под городом, что еще со времён царя Ивана Грозного здесь прорыты. Об этом старом факте все горожане знают, да боятся лазить туда, опасно. Много случаев до этого было,  что люди и не возвращались оттуда совсем, пропадали с концами.

    Наши гусары смекнули, что дело тут нечистое. Сменившись с караула взяли они своего денщика Федотыча и сели в засаде у той избушки скорника у ручья. Было уже под утро, когда увидели они сквозь еле различимый валежник фигуру человека, направляющегося ко входу в домик. Выскочили они враз из засады, повалили и связали этого  странного человека. Привезли к себе на конюшни и стали допрашивать. Оказался этот супчик молодым человеком лет двадцати, да аж из самого Санкт-Петербурга, по виду благородных кровей, так как держался он достойно, и на вопросы гусарские, достаточно пылкие, отвечал, можно сказать,  в меру холодно, не боясь и не тушуясь. Сказал, что зовут его Андреем Петровичем  Усладовым и что он студент. А про то, что делал он в подземелье, молчит, не говорит ничего. Но дело делом, а допрос допросом. Следом притащили они и скорника Кукуя. Скорник, видя, что дело серьезное и запахло жареным, сразу стал рассказывать им все подробности. Мол, знает, куда тот питерский ходит, сам, дескать, шёл за ним и видел, как тот пролез в скрытый лаз в кустах у овражьего ручья и пошёл по подземному ходу, который вёл прямо к Воскресенской церкви, что стоит в центре города. Рассказал, что ход этот старый, рытый ещё  до  Екатерины Великой, и что  в нём много других проходов, залов и потайных мест.

    - Знаю, что около Воскресенской странный выход наверх есть. - рассказывал очухавшийся Кукуй гусарам - Говорил мне про него ещё мой дед , выход этот как раз где-то под вашей конюшней находится , только его давно закрыли клетью и зарыли, чтобы люди туда не падали, так говорил мой дед. Сделали это тогда, когда Наполеон в войну в наши места шёл. А этот питерский ходил туда, наверное. А куда ж ему ещё ходить? Но точно я не знаю.

   -  Ну всё! - оборотились все к пойманному студенту. - Сказывай-ка ты лучше, Андрей Петрович, что ты тут лазишь у нас под ногами! Не посмотрим что ты из столицы, все жилы из тебя вытянем и маслы вывернем! Чуешь, что тут у нас делается? Удушенных везде по городу находят, не ты ли, братец, душегуб этот? И как же ты их душишь,  людей-то?

     Видит питерский, что дело другой оборот принимает и что гусары сейчас его на дыбу для дознания на конюшне привесят.  Тут наконец-таки заговорил.

     - Да что вы, ополоумели, ей-богу! Дайте выпить "Лафиту", свалились вы на мою голову! И без вас тошно! Что ж теперь делать, право не знаю, но расскажу как есть. Только, господа, прошу вас, между нами тайна эта пусть так и останется. Дядька мой по отцовской линии, Усладов Павел Кузьмич, царствие ему небесное, сделал себе состояние на службе ещё до войны 812 года. Когда война  началась, бежал он из Москвы от Наполеона сюда, сговорился с купцами, да ненадолго. И когда узнал, что Бонапарт уже близко подходит, здесь спрятал часть своих ценностей, тайно ночью, видно, много их было, не смог увезти  всё нажитое  в  спешке. И подался сам дальше в Сибирь, а потом и на Крайний Восток. Добрался он потом аж до Аргентины, и осел там.  И вот недавно получаю я от него письмо. Пишет мне что он при смерти, а потом добавляет так: "Ради бога, Андрюша, поезжай скорее в город К. да достань мою  шкатулку спрятанную, её завещаю тебе во владение, ты уж взрослый мальчик, распорядись состоянием по-умному. Помяни меня добрым словом  да молись за меня." И как найти спрятанное, описал. Вот и хожу я теперь от этого воскресенского  хода, другим ходом, это в стороне, и если отсюда представить, что внизу под нашими ногами, то всё прямо будет шагов 50, и поворот направо, что ведёт к подвалу глубокому около Никольской церкви. И я ищу в этом подвале тайник, и где-то в нём в стене заложена эта самая  шкатулка. Об этом говорю вам, господа, но ради Христа будьте мне союзниками и сохраните тайну!

  - Вот так поворот однако! - загорелся Димитрий Самохвалов - Это, наверное,господа,видно не тот субъект, что людей душит. Обстоятельный, кажется человек - видно по нутру, братцы.  Выходит, мы ошиблись! Больно молод да и тонок костью. Тот душегуб легко двоих оприходовал, видно силы он недюженной, да и под землёй тот не ползает, а на лошадях по городу ездит. Вот что, ты молодой человек видно, благородных кровей. Раз тайну свою нам доверил, и судьба нас свела в этом деле, то уж мы слово чести знаем. Не сомневайся. А что бы ты не жил, как отшельник у этого Кукуя, мы тебя не будем, конечно, уговаривать, но поживи-ка ты  у нас во флигеле, поуспокойся. Никуда твой ящик не денется, поможем тебе. Нам сейчас надо этого душегуба найти. Вот что. Понимаешь? А потом уж мы и тебя приоденем у модиста и к куртуазкам сводим. Ну давай, Андрей Петрович, пошли-ка, теперь будешь во флигеле жить. Хозяйке нашей Мурашевой скажем, что друг к нам из столицы приехал. Ну всё как будто бы решено, дело сделано. Утро уже. Отбой.

  глава 7-я            Народная молва или тихий ужас. 1840

  Василёк, семи лет от роду, вечно крутившийся у барского дома и гусарских конюшен, был сыном прачки Груни Ершовой, которая целыми днями обстирывала и обштопывала всю гусарскую братию. Целыми днями с корзиной белья на плече ходила она вниз к реке на Зеленый крупец, известное место в городе, где собирались на "толковище" все местные бабы. Здесь можно   было  узнать все последние новости, сарафанная информация разлеталась по городу быстрее ветра. Те, кто обстирывал полицмейстера или градоначальника, говорили своё, те, кто военных, своё, третье, пятое, десятое. Вот и складывалась картина.

     С Крупца бабы приходили домой нагруженные новостями, и начиналось..."А вот люди сказывают..." Бабы знали почти о бо всём, что делается в городе, а чего и не знали, додумывали. Рассказчицы они были получше иной актрисы, заслушаешься. Вот и по поводу этих убийств в городе пошла безудержная до подробностей бабья волна. Точно цунами накрыла всех с головой. Вместе с реальными событиями понапридумывали такого, что кровь в жилах стыла. Договорились до того, что в городе действует целая шайка. И чем дальше рассказывали, тем было страшнее.

     Груня Ершова, всегда весёлая и задорная, призадумалась:  что-то в последнее время и гусары, что из флигеля,  ведут себя странно, по ночам не к куртизанкам ходят и под утро не загулявшие и пьяные возвращаются, а приходят на рассвете трезвые, одежда грязная и потом ещё что-то постоянно обсуждают с молодым человеком, что появился у них совсем недавно. Вот и Василёк, её сынок, тоже странный ходит. Не случилось бы чего с ним, подумала Груня, не влез бы куда, упаси господи, и перекрестилась. Как поговаривали, сынок её, был результатом её романа с бравым молодцем-гусаром, когда-то бывшим постояльцем известного флигеля. Через год по долгу службы его перевели аж под Астрахань, место неблизкое. Хоть милый друг был далеко, но Василёк остался, радость матери, свет в окне. Материнское сердце щемило, как только смотрела она в его красивые голубые глаза, доставшиеся от отца, в них всегда горел огонёк любопытства и плясали лукавые чертики.

   Вихрастые пшеничные волосы Василька, растрепались по ветру, когда он в очередной раз перелезал через барский забор за яблоками. Здесь он неожиданно нарвался на конюха Гриню Васинюка, что ходил по саду с барской собакой, и еле успел удрать от неё, тот всегда спускал её с поводка. Вот же ж гад! Он перемахнул обратно через забор и очутился около гусарского флигеля - с другой стороны. Тут его и заметил сидевший в тени сирени и куривший трубку Разгуляев.

  -  Ну что Василёк? Не даёт дядька яблочков? Мигрень, а не человек. Да не печалься, пойдём, я тебе сушеного винограду дам  да татарской конской колбасы.

  -  А что тут у вас делается, Николай Николаевич? Ищите кого? - прищурил глаз Василёк.

  -  С чего ты взял?

  -  Да я ведь не дурной, глаза есть. Шебуршитеся больно много, лазите где-то, грязные все ходите в земле, на конюшне такой грязи нету. Чего не сказываешь, что надо, может я знаю? Я всё вижу, всё подмечаю. Не убивец ли этот вам в мозги вклинился? Весь город на дыбы встал, по пустякам не стали бы якшаться с Кукуем.

   - Так ты, братец, разведчик. Зоркий, спасу нет! Ну да ладно. Раз всё видишь, вот что. Возьму я только с тебя честное гусарское слово , только чур никому. Иначе на том свете тебя черти жарить будут. Понял? А если придется нам  воевать, ты моим разведчиком будешь! Идет?

    - Ух ты… Здорово!!! Да чтоб я сдох, дядь Николай, чтоб мне провалиться в адское дупло, зуб даю, честное гусарское! Никому.

Потом  Василёк и Разгуляев долго ещё шептались о чём-то  у флигеля.  Вот настоящее дело, думал Василёк. Настоящая тайна. Гусарская!

    Разгуляев потрепал его за вихры и сказал напоследок:

  -  Смотри  в оба. А как увидишь чего - как штык ко мне! Мамке ни слова, а то скрутит, как селёдку. И не лезь никуда. Гусарское слово дал. Ну беги.

 глава 8-я                                 Тайная встреча. 1840

Дом барыни Мурашовой располагался на высоком  месте в городе, отсюда были видны многие церкви. В двухэтажном здании, в противоположных его концах располагались  два балкона, один выходил на Никольскую улицу, с которого был виден Никольский храм, другой длинный балкон с навесом выходил в сад. Здесь, на этом втором балконе, часто устраивались чаепития, ставился большой угольный самовар, подавались блины, калачи, пряники. На этом выходящем в сад балконе Настенька по обыкновению устраивалась в тени и прохладе и предавалась девичьим мечтам и чтению. Внутри двора, за деревьями сада и за флигелем начинались гвардейские конюшни. Они были выстроены на славу, в центральной части находился деревянный манеж для выездки лошадей, дальше огороженный режами находился скаковой круг. Иногда Настенька, влекомая любопытством, пыталась всмотреться в то, что происходило там, за деревьями сада. Это было новое для неё занятие, она приходила сюда мечтать, смотреть в даль и светло грустить. В один из тёплых осенних дней, уже под вечер, выйдя как обычно на балкон, уже по привычке стала она смотреть поверх крон деревьев на заходящее солнце, как вдруг заметила какое-то движение в саду, а потом уже и увидела отчётливо фигуру молодого гусара, того самого Дмитрия, стоящего под деревом и держащего в руке яблоко. Он повернул к ней голову и спросил.

  -  Чудесный вечер, не правда ли? Простите ли вы  покорнейше отчаянного сорванца в моём лице за то, что тот увидел красивое яблоко и захотел попробовать его вкус? Разрешите представиться, а то видел вас всегда мельком. Дмитрий Митрофанович Самохвалов.

  "Но как дерзко и в  тоже время смело и  совсем не про яблоко, кажется , говорил этот молодой офицер", -  подумала Настенька.

  -  Я давеча заметил, что вы в одно и то же время выходите на балкон, право, увидеть вас в другой час не так-то просто, как оказалось. Ваша маменька, чудная женщина, право, должно быть, бережёт  вас от постороннего глазу. Ну что ж, я и так много наговорил, прошу меня покорнейше извинить  за проявление своего любопытства. Разрешите откланяться. Служба-с. А всё же  яблоки у вас недурны. Ловите же вот это, самое вкусное! - Он ловко бросил яблоко Настеньке на балкон, и, к своему изумлению она его поймала и удивилась себе, откуда в ней сейчас появилась такая ловкость.

    И хорошо бы ещё, чтобы никто не увидел бы этого. Компрометации ей ни к чему. Покраснела и быстро ушла. Но, как говорят в таких случаях, искра между ними пробежала и затеплился огонёк. Она поняла это уже потом, лёжа в своей спальне. В плетёной корзиночке рядом с её изголовьем лежало яблоко. Тонкая Настенькина ручка потянулась к нему, взяла и долго рассматривала яблоко, затем девичьи губы коснулись его упругой кожи, и она надкусила сладкий сочный плод.

     Весь следующий день Настенька, то разговаривала со старой кухаркой Улиной, то с Дуняшей занялась вышиванием, но ближе к вечеру, сама того не осознавая, оказалась на балконе и вновь увидела этого юношу. Он больше не казался её чудаковатым, а, напротив, был подтянут, даже строг и сразу первый заговорил с ней. Он говорил о странных вещах, и в весь витиеватый смысл его слов она не вникала, но ей хотелось слушать, этот голос нравился ей всё больше и больше. Он говорил о том, что не спал всю ночь и с момента последней встречи думал о ней. А что, разве думать про человека хорошее и красивое -  это грех? И она стала отвечать ему почти шёпотом.

   -  Ну как же, такой конфуз может быть, - сердце её стучало. - Вас увидят, уходите, конюх Васинюк  ходит в саду с собакой.

   -  Никак, невозможно-с, Настасья Мироновна, - отвечал ей Дмитрий Митрофанович. - Он всегда в это время чистит лошадей, не стоит беспокоиться-с. Проверено.  Зря, что ли, мы разведка.

     Перекинувшись ещё несколькими фразами, они расстались. Но чудесным образом всё повторилось опять и на следующий вечер, и ещё. И эти встречи стали их тайной.

 глава 9-я            Новый вход в старом склепе в саду. 1840

   Дмитрий Митрофанович, вернувшись во флигель после встречи с Настасьей Мироновной, стал думать о том, как найти этого неуловимого убийцу. Молодой петербуржец  спал, уткнувшись в стену, видно,  намаялся за эти дни, бедняга. Ну ничего. Для того чтобы дело прояснилось, нужно было за какой-нибудь конец потянуть, смотришь, узел и начнёт развязываться. Денщик его, Пётр Федотович Емелин, очень скоро сошелся  с конюхом барыни, который всегда был не прочь выпить  хорошего гусарского вина. И вот однажды, как рассказывает Федотыч, Васинюк под мухой поведал ему о находившемся в саду старом склепе, обложенном камнями и дёрном и использовавшемся для хранения яблок, картошки и других припасов. До этого наши гусары Самохвалов и Разгуляев обшарили все конюшни, все углы, деревянный манеж и выездной двор, даже флигель и ничего не нашли. И когда Федотыч рассказал про склеп, заинтересовались. Может, там вход? Надо бы проверить. Тут и попался на их пути Васинюк, выгуливавший по Воскресенскому переулку свою сторожевую собаку...

     Прошёл  день. Молодой петербуржец отоспался и пришёл в хорошее расположение духа. Во-первых, гусары пообещали содействие в его деле, дали слово, а во-вторых, пропадёт он один в чужом городе или если под землёй, вдруг,  случиться обвал, то всё,  пиши пропало, никто не откопает. Тем более взяли с него уговор пока под землю не ходить. Из того, что они вместе обследовали, получалось, что ход, по которому шёл студент Андрей Петрович  и про который слышали они от сторожилов, это два разных хода. Тот, что шёл от оврага к Воскресенской церкви, -это один ход. В другой, опять же по рассказам, глубокий и каменный ход можно было попасть, скорее всего, только через склеп. Ещё днём Настасья Мироновна заметила, что Дмитрий Митрофанович, его друг Николай и денщик Федотыч вместе с Васинюком  крутятся около склепа в саду. Сняли висевший на склепе большой амбарный замок и полезли внутрь.

    Первый раз за всё это время Дмитрий не пришёл в сад к балкону, а когда совсем стемнело, Настенька поняла; что-то важное происходит. Как сказывала старая кухарка Улина, они зачем-то  притащили во флигель какого-то студента из Петербурга, который целыми днями спит, а по ночам они куда-то ходят. Не в бордель ли? Нет, Димитрий не такой. А затем и пьяный Васинюк проболтался, что лазили они в склеп и там в самом углу нашли клеть, за которой был ход и колодец с каменными ступенями. Винтовая лестница уходила вниз очень глубоко. Сказал ещё, что кидали они в этот колодец камень, так тот, пока падал, долго бился о кирпичную кладку и только через какое-то время затих. Рассказывая  это,  Васинюк перекрестился.

   -  Я даже и думать боюсь что там!?

     Первый раз в жизни Настенька испугалась не по-девичьи. А что если с Димитрием что-нибудь случится? Такой отчаянный, лезет везде, ничего не боится. Страшно ей стало. Вдруг она его больше не увидит. 

           

 глава 10-я.         За студентом Усладовым в  подземелье. 1840

     Как только студент из Петербурга Андрюша Усладов, Андрей Петрович, наконец-то выспался и отъелся в гусарском флигеле, он вместе с его теперешними друзьями Самохваловым и Разгуляевым отправились на восточный овраг к  Кукую реализовывать давешний уговор- искать дядюшкин ларец. Андрюша показал этот вход, скрытый, еле приметный в кустах на склоне глубокого старого оврага, и они, запалив факелы, полезли внутрь. Вскоре они очутились в длинном ходе, выложенном качественным бурым кирпичём. Ход был длинный и пологий, уходил чуть наверх. Шли минут десять.

   -Вот здесь я искал, -сказал студент показывая на коридор уходящий влево. Они пошли дальше и ещё минут через десять вышли к большому подземному помещению, которое действительно был огромным, посередине подвала стояла колонна, к которой сходились со всех сторон верхние своды. Где-то наверху, но в стороне должна была, по их расчетам, находиться Никольская церковь, но видневшийся с противоположной стороны подвала  ход, который вел к ней, был обрушен.

  -  Много рушили в войну с Бонахпардом, и другие ходы тоже, - со знанием  дела поведал денщик  Федотыч.

     Постояли. Осмотрелись. Стены как стены. Кирпичные. Решили, как посоветовал денщик, вытащенной из кладки железной скобой стали обстукивать стены на предмет пустоты. Потратили час. Ничего. Разгуляев обратился к студенту нахмурившись:

    - Не хочу обижать вас, милейший Андрей Петрович, но спрошу. Что ещё писал ваш незабвенный дядюшка? Неужто это всё? Есть ли детали какие-нибудь, наконец подсказки? Друг мой, напрягите память, а то мы тут целую неделю, как дятлы, будем стучать!

    - Не знаю, что и сказать, -  ответил студент. - Дядюшка, конечно, был особого ума, и шутки любил, и всякие литературные сравнения, и иносказательность. Ну-с, достану, пожалуй, письмо. Посветите факелом. Вот. Дядюшка, например, пишет: «Если, Андрюша, тебя господь умом не обидел, то ты поймешь как следует правильно молиться. К храму нужно стоять лицом, а прийти лучше часов в семь утра, пока людей не много, и встать туда, где тень от креста колокольни ляжет тебе под ноги. Тогда тебе  с божьей помощью, и  воздастся, уповая на хранителей  и всех святых угодников. Аминь». Я вот и не пойму, к чему тут это наставление о том как правильно молиться?

   - Да что ж ты, Андрей Петрович, молчал-то? - не выдержал Самохвалов. - Это уж точно неспроста он так написал. Скорее всего, на этом месте находится подсказка, иначе мы ничего здесь не найдём. Давай-ка вылезать отсюда! Пойдём к храму к семи утра и посмотрим, что и  как.

      Так и сделали. Спать не ложились,  а сразу пошли на Никольскую улицу. Одного только денщика Федотыча отправили в конюшни, чтобы доставил он к ним сюда лошадей, на всякий случай, вдруг по службе объявят какое-нибудь дело, а в караул им нужно было заступать только вечером. Утро выдалось хорошее, солнечное. Люди спешили по насущным делам, вниз к реке проезжали телеги, груженые повозки поворачивали направо к Гостиным рядам и Торгу. Наша троица подошла к Никольскому храму и огляделась. Тень от колокольни с крестом ложилась на противоположную сторону улицы.(***илл.)

   -  Дядюшка, был здесь, выходит по всему, в начале осени 812-го года. И сейчас осень, - сказал студент Андрей Петрович.

    -  Пора та же, - откликнулся Усладов. - так что, если по солнцу смотреть, большой ошибки не будет. Братцы, пошли на ту сторону улицы. Скоро семь часов.

     Тень от креста колокольни располагалось аккурат у растущего между домами дерева.

    -  Ну раз крест указывает на дерево, - сказал Самохвалов, - скорее всего, нужно искать под деревом, не в крону же он ящик засунул, да и дупла на нём нет. Вы, друзья мои, садитесь полукругом возле меня, сделаете вид, что отдыхаете, а я потихоньку начну копать, штыковой нож при мне.

     Все расположились под деревом. Кто стал курить, кто снял обувку, сделали вид, что у них привал. Сидели так с полчаса, пока не услышали позади себя тупой металлический звук!

   -  Есть! - выдохнул весь свой воздух из грудной клетки гусар  Самохвалов.

     Между корнями дерева, на дне вырытого им углубления, виднелся  металлический ящик, скорее всего, шкатулка. Дмитрий Самохвалов вытащил ее на свет божий!

  -  Ну, едрёна каракатица, на-ка, держи, Андрей Петрович, свой сказочный ларец! Открывай! - Димитрий протянул к рукам студента ящик. - Ну с богом!

   Дыхание студента перехватило, он шумно втянул в ноздри воздух, перекрестился и открыл. Да чуть не выронил всё из рук! Шкатулка была полна чудных камней сверкающих на браслетах, кольцах, кулонах и просто в россыпь, вперемешку с другими золотыми украшениями!

  -  Это ж вы гляньте сюда, братцы вы мои… Как в картах… Фарт, если он есть, так он есть… Да, дорогой Андрей Петрович, это без рисовки целое состояние! Так выходит, что этот и есть клад, а тот, что под землёй в подвале, того и нет, уловка! Хитро ваш дядюшка  это завернул. Эко устроил!

  -  Да, уж братцы, - восторженно вещал Андрей Петрович. - Без вас ни за что бы я до этого не дотумкал. Выходит, одна голова хорошо, а три лучше! Да и по правде, честно было бы на всех поровну это разделить. Тут всем хватит. Поделим на три части - так справедливо будет. Я бы до сих пор по этому подземелью ползал, да так бы ничего и не нашёл, если бы не вы. А разгадка, вот она, под ногами была! Теперь вы мне друзья-товарищи навек!

    Согласились, ударили по рукам, обнялись. Ящик завернули в мундир  и поклялись про находку пока никому не рассказывать до поры до времени. Зато вечером во флигеле после службы дали себе волю. Радости не было предела. Димитрий  искромётно пошутил:

   - Тут уж нам сегодня, друзья мои, не быть  членами "тайного и чайного общества трезвости государя императора"! Ура!

    Стоял хохот, висел дым коромыслом от вишнёвого табака, праздновали удачу винами "Мадам Клико", "Дом Периньён", "Шардонэ". Но особой славой в этот вечер пользовался настоящий и по всем правилам исполненный "Гусарский пунш" или жжёнка. Для этого действа Димитрий Самохвалов принёс две бутылки шампанского, бутылку белого вина «Сотерн», сахарную голову, ананас и бутылку крепкого португальского рома. Взял большую кастрюлю, вылил туда вино и порезал на кубики ананас, а на саму кастрюлю положил скрещенные шпаги. На этот получившийся крест водрузил сахарную голову, облил её ромом и поджёг. Лил понемногу ром так, чтобы горение на шпагах не прекращалось, и пока сахар не оплавился целиком, извёл на это всю бутылку, после этого в кастрюлю вылил бутылку охлаждённого шампанского. Заедали всё кулебяками и похлёбкой по-суворовски, куда входила жаренная рыба, грибы, лук с морковью, картошка, помидоры. Иначе без такой закуски можно было быстро осоловеть. Но наши ребята держались молодцом, праздновали удачу и пели под гитару застольную:

Нам шпаги звон, друзья, по нраву!

Нам  звон  клинка ласкает слух!

И колоколен звон во славу!

Отчизны пробуждает дух!

                      

 глава   11-я                   Тайный колодец. Спуск  вниз. 1840

С некоторых пор неразлучная троица, Димитрий Самохвалов, Николя Разгуляев и Андрюша Усладов, на этот раз решили взяться за дело серьезно. Договорились не пить больше вина и в ясной и трезвой памяти спуститься наконец в этот каменный колодец с винтовой лестницей, что нашли они давеча в старом склепе в саду. Необходимо было всё-таки узнать куда же ведёт этот глубокий ход. По их расчётам да и по рассказам денщика Федотыча, который он услышал случайно от пьяного здешнего старого купца, этот самый глубокий подземный ход был рыт ещё при Иване Грозном, а может, и при его отце или даже при деде Иване Третьем.

      В этот раз они подготовились основательно, взяли с собой факелы, сабли, клинки (на случай стычки с душителем), провиант и даже армейскую треногу с распором, если будет необходимо открыть или отжать запертую дверь. Как только они подошли к колодцу, почувствовали ни с чем не сравнимый дух подземелья, особенное  то ли преющее, то ли плесневое  легкое источение в воздухе. Вниз было страшно смотреть, факелы освещали только кромку колодца с уходящей вниз винтовой каменной лестницей, остальное представляло из себя огромную черную дыру в центре.

      Набрались смелости и тронулись вслед за Самохваловым, который  медлил недолго и по всем признакам был смелее других. Шли очень осторожно, прижимаясь к круглой стене. Пружинили ноги, было жутковато смотреть в чёрное дупло колодца. Огонь факелов дрожал, тени плясали на изогнутой стене, закруглялись и превращались в жутких мистических персонажей из русских народных сказок, почти бестелесных мрачных духов подземелий.(***илл.)

     Спустились наконец. В самом низу их взору открылся большой каменный тоннель, уходящий вдаль в обе стороны. Решили идти направо, шли минут пять и поняли, что ходы на этом уровне не только самые глубокие, но и самые длинные. Но и за это короткое время их ждало удивление: в некоторых местах сбоку  периодически появлялись проходы, но со сводами из деревянных брёвен. Это означало, что каменные ходы соединяются ещё и с боковыми деревянными. Отсюда следовало, что ходов под землёй на этой глубине в два раза больше, чем на верхнем уровне, более современном, и что эта подземная сеть раскинута под всем городом. Не зря старокупечество говорило про это, про  некий лабиринт. Наверное,  это он и есть. Выходило, что это правда - все храмы и даже  усадьбы в городе оединялись между собой такими ходами. В идеале, попав в него в каком-либо месте в городе, можно было спуститься в подвал, ещё ниже пройти по лестницам и попасть в такую тайную подземную сеть, по которой можно было выйти практически в любой точке города. Но это было когда-то. А сейчас? Было известно, что самые глубокие колодцы рыли как раз во времена царствования  Ивана Грозного. Один такой глубоченный "колодезь" ещё помнят старожилы, находился он в старой деревянной крепости. Студент Андрей Петрович запасся бумагой и карандашом и все ходы и перекрёстки тщательно зарисовывал и записывал. Ходили долго. Потом по маршруту, составленному Усладовым, вернулись обратно к колодцу с лестницей, аккуратно поднялись наверх и вернулись домой во флигель. Все были поражены подземным походом, долго ещё рассказывали друг другу увиденное и свои ощущения. Долго не могли уснуть.

                  

 глава 12-я                        Возвращение Ферреля.  1840

Въехав в город на дилижансе, после стольких лет отсутствия он испытал трепет, а раньше он полагал, что уже не способен на это чувство. Сейчас в нём проснулся азарт, вдруг нахлынули воспоминания. Самое интересное, что у него теперь не было страха от мысли вновь лезть под землю. Очевидно, в прошлый раз что-то в нём перегорело, некий телесный механизм боязни. Да, тогда было чувство животного голода, но в этот раз он подготовится основательно и возьмёт самое необходимое для подземного путешествия. Естественно, возьмёт снаряжение и еду по новому образцу - консервы, чтобы не сожрали крысы. Этот новый вид запаса он впервые увидел в наполеоновском военном походе ещё в Африке. Раньше такого не было, а теперь стало повсеместным востребованным продуктом для транспортировки у военных. Самой умной мыслью этого мероприятия, как считал Феррель, была идея найти у старых купцов план подземелья. Ходили же они  туда, хранили же там  запасы, там он не раз натыкался на такие массированные железные двери. Но что он мог сделать, как он мог открыть их голыми руками?

     Итак. Он приехал. Удивительно, но в городе  почти ничего не изменилось, он был не затронут войной, остался прежним. То, чего больше всего боялись здешние люди не состоялось. Наполеон не пришёл сюда. А может, это его заслуга, подумал Феррель. Никто никогда не знает своих истинных  героев,  усмехнулся он. Забавно.

      Из дилижанса Феррель вылез в центре города у Присутственных мест, и пошёл знакомой дорогой к Каменному мосту. Всё помнил. Перешёл через мост, свернул налево пошёл в район находящейся на возвышенности и  ближе всего к реке. Назывался он чудно и по-сказочному - Берендеи. Конечно,  прошло столько лет, он уже не молод, больше пятидлесяти, и вряд ли его кто-то узнает. Город торговый, купеческий, кого тут только не было и нет, людей всех мастей полно, как в карточной колоде. Он снял комнату у одной старой татарки на постоялом дворе. Ближе к вечеру вышел погулять и отправился к реке. С местными рыбалями ударил по рукам и за символическую  плату они перевезли его в лодке на правый берег. Своё роковое место он нашёл не сразу, а ведь помнил его чётко когда-то. Блуждал часа четыре. Вот, понял он, похоже! В этом месте всё заросло ещё больше, чем было прежде. Но узнал. Прямо посередине лежало старое упавшее дерево, раньше его не было. Но точно оно, то самое место. Он полез под дерево смотреть, долго шарил руками по траве, отвернул с краю дёрн, и наконец его рука провалилась в пустоту. Здесь! Что теперь? Нужно основательно подготовиться. Но перед тем как лезть в лабиринт ещё раз, необходимо действительно сходить в торговые ряды и поразузнать побольше у купеческого люда о том, сколько всего входов и выходов, поспрашивать подробности, кто что знает. А может быть, и взглянуть на чертёжные купеческие планы подземелий, которые, как известно, передавались по наследству как родовые завещания, от отца к сыну. А может, даже и купить копии. Делались же какие-то копии? В народе много чего ходит по рукам.

      Когда-то давно он завалил этот вход и бежал из города, теперь ему хотелось осмотреться основательно, никуда не торопиться. Феррель повернул голову и увидел весь город перед собой как на ладони, впервые за много лет в нормальном, дневном освещении. Ему сразу вспомнилась притча воь языцех наполеоновской политики, сравнение его деятельности с наследием Римской империи. Солдаты Бонапарта, как и он сам, были приемниками традиций римских легионеров.  Особенно когда-то врезалась ему в память судьба молодого римского императора по прозвищу Сандальник, правившего в Риме всего-то четыре года, но носившего громкое имя Гай Юлий Цезарь Август Германик. Феррель увидел издалека, что этот город действительно похож на римский солдатский сапог-сандалию.  Слева,  где находилась главная возвышенность города и огромный Собор Святой Троицы. Это место действительно было похоже на голенище сапога. Центральная часть города с Казанским монастырём - это была средняя часть сапога  с подошвой. А справа воображаемым носком этого гигантского сапога, был район старого Крупца до самого восточного оврага. И название города соответствовало римскому. Может, действительно сюда доходили римские легионеры и когда-то создали здесь своё первое поселение? Почему нет? Дошли же когда-то римляне до болот Англии. Название, как известно, штука прилипчивая, даже к Гаю Юлию Цезарю Германику приклеилось прозвище Калигула происходящее от Калига, башмак, сандалия. Очень похоже на название этого города, только поменять четвертую букву и всё. Может, и золотая статуя под землёй римская? От этого открытия Феррель даже подпрыгнул. Тогда сколько же ей лет? Есть же в этом городе знатоки древностей? Необходимо попытаться выяснить у них. Медальон, который он всегда носил на себе с тех пор как приехал сюда, и не расставался с ним ,оказался ещё более ценной реликвией. Да это и было видно по нему - изумительные круглые алмазы, вставленные в глаза находившихся на нём персонажей, и мелкие бриллианты располагались по краям всего медальона. Феррель подивился тому, как эта головоломка началась складываться у него в голове, как только он пришёл сюда, на своё место. Теперь остаётся отыскать эту статую. Легко сказать! Да ещё и расшифровать оставшуюся часть ребуса - загадочный лабиринт подземелья. План был выработан. Он будет ездить по городу и общаться с купеческим людом. Чертёжные планы подземелий,  возможно, ему и не покажут. Но выспросить можно. Может, и копии у кого-нибудь найдутся, чем чёрт не шутит. В его голове строились грандиозные планы. Теперь он ощутил в себе синдром Бонапарта, в котором умещалось величие замысла стратегии и тактики. Опять в который раз к нему незаметно подползла эта тень императора Наполеона. Опять, опять он! Из снов вылез наружу, подумал Феррель и ужаснулся этому знаку. Но что знаки и тени прошлого?! Он здесь! И он будет действовать! Феррель решил идти в Гостиный двор и между делом стал расспрашивать антикваров, покрутился у магазина Антипина. В непринужденных разговорах стал наводить справки, для чего демонстрировал один из камушков, извлечённых из медальона. Но что камни! Главная его задача была пока неразрешённой. Предварительно, загодя, ещё в Астрахани, он аккуратно и точно  перерисовал медальон на лист бумаги, и теперь этот рисунок мог продемонстрировать. В этом многолюдном месте, среди любителей старины, он и встретил Кирилла Зуева, внука известного путешественника Василия Зуева. Тот оказался отменным знатоком истории древностей, и после знакомства с Феррелем вызвался посмотреть интересный рисунок собеседника.

 глава 13-я    Медальон. Рисунок и надписи знатока Зуева. 1840

Первое что заметил Феррель, у  Кирилла  Зуева глядя на его рисунок, брови полезли вверх!

   -  Так это только воображаемый рисунок или эта вещица существует на самом деле?спросил Зуев - Интересуюсь, потому так как  вижу такое в изображении первый раз в жизни. Уж больно любопытно составлена. Но извольте, расскажу всё, что знаю по этой теме, заодно и подпишу на рисунке, что есть что. Сверху медальона присутствовало необычное изображение трёх богов, стоящих в один ряд: ниже - ещё одного бога, он был в центре композиции;  ещё ниже располагалась луна в виде колесницы, которая везла этих богов; и в самом низу висели подвески в виде грибов. По мнению Кирилла Зуева, вся стилистика медальона намекала на то что он сарматский, но тут присутствовали и славянские боги. Даждьбог (Бог солнца) в центре и по краям Богиня изобилия - Мокошь и Бог ветра и войны- Стрибог, в центре бычья голова Велеса - Бога скотоводов и подземного мира, выше диск бога весны и молодого солнца Ярилы, а сверху их укрывали крылами две

птицы Сирин и Алконост. Вся предыдущая версия Ферреля разлетелась вдрызг!

   Древнерусский, - со знанием дела вещал Зуев, - века, думаю, аж восьмого, если не раньше, когда сарматы стали ассимилироваться с полянами и вятичами. Они уж точно никак не могли бегать по лесам дикими зверями, как сейчас нас уверяют, и создавать такие высокохудожественные изделия. "Что же следует из этого? -  думал Феррель. - Если медальон висел на шее той золотой статуи, значит, она древнеславянская.

  -  Вы слышали, надеюсь, легенды о Золотых воинах и Золотых бабах, - продолжил Зуев. (Феррель от этой фразы чуть не подпрыгнул. Значит вот как?)

   - В то далёкое время до вятичей, и кривичей. и полян, - Зуев явно упивался своими познаниями, - ходили  по нашей земле-матушке наши предки, великие  вольные народы, гунны, скифы, сарматы, аланы, аорсы, авары, хазары и естественно в наследство от них достались нам осколки их культур. Как писала "Лаврентьевская Летопись", были поляне "яже ныне зовомая Русь". И, как писал в Х веке Ахмад ибн Фадлан-Русы, имели собственную письменность, буквицу, а государства Словена и Руса уже существовали. И, как писал византиец Симеон Логофет, русам были предками все скифы. Но я отвлёкся. Извините. Действительно, видите? Здесь на вещице 4 буквы "ДЖ БГ", это, без сомнения наш ДаЖдьБоГ.

      Феррель думал про себя, руководствуясь воспоминаниями. Когда он ощупывал статую, - эта была точно не Золотая Баба. Теперь он припоминал что на голове статуи, когда он её исследовал было что-то круглое со шпилем и круглым обручем, возможно это был шолом (шлем),внизу головы широкий клин, значит окладистая борода, а значит скорее всего это был Воин-Царь. Да и в руках у того царя был не что иное как меч, Феррель вспомнил что, через всё его тело спереди и по середине проходила широкая полоса.

-Благодарю покорнейше за столь интереснейший рассказ-поблагодарил Зуева Феррель-А не подскажете ли , драгоценнейший Кирилл Андреевич, есть ли у кого из здешних почитателей старины местный чертёж подземелий, уж очень много наслышаны про эти ваши подземелья  даже в столицах.

Спросил и тут же пожалел. Зуев посмотрел на него странно, взял деньги за консультацию, как-то переменился в лице, раскланялся и быстро ушёл, только дернул плечом напоследок и буркнул невразумительное "однако-с уж больно шустёр ".Видно именно эта тема и именно в этом городе была особенная. И тут с картой-чертежом подземелья ничего. Промах!

 

  глава 14-я                             Напрасные жертвы. 1840

     С чем реально столкнулся Феррель в этом городе, так это с незнанием здешних устоев, и это неожиданно и коренным образом перевернуло все его планы. После консультации с Зуевым в Гостином дворе он сошёлся в разговоре с двумя местными купцами, даже выпил с ними медовухи. Говорили о торговле, пока не дошли в разговоре до интересующей его темы о подземных чертежах. Здесь случилось неожиданное. Местные повели себя радушно и пригласили к себе в гости "отужинать горячим", но по дороге заговорили по-другому:

   - Ты мил человек, пошто лезешь туда, куда тебе не надобно? Ты сказывал, что астраханский? Не турецкий ли ты шпиён, вот что!

    И такая карусель пошла, так они разгорячились, что попытались Ферреля связать и доставить к полицмейстеру города в "Управу благочиния". Невероятный поворот! Феррелю пришлось на уже забытом языке тайного агента, применить свои профессиональные навыки и ликвидировать их обоих, для того чтобы не допустить собственного провала, ни больше, ни меньше. После того как он молниеносно с ними расправился, свернув обоим  шейные позвонки, он аккуратно положил их в позу "валета", таким образом даже зло и по-своему подшутил над содеянным. Пусть все думают, что это карточный долг.

     Было уже совсем темно, но краем глаза он заметил, что на него кто-то пристально смотрит. Повернул голову и увидел страшную морду синюшно-бледного брюхатого мужика в треуголке. Наполеон!   Его страдальчески-кислое лицо издевательски, не моргая  смотрело на Ферреля. Что-то было в этом отвратительно клоунадское и потустороннее, и зловещее - опять увидеть покойного императора, да ещё при таких обстоятельствах! Нечто подобное ему мерещилось только в кошмарах, а теперь вот и наяву. Не сон ли это? Наполеон гнусно хихикнул и исчез. Тут он понял, что в этом городе, с тех пор как он приехал, его крутит какая-то шальная сила! Как ни старался Феррель после этого случая подступиться к купчишкам с темой подземных чертежей, выходило всё одно и то же. Для купечества эта тема была личного закрытого характера. В результате ещё одного человека пришлось столкнуть с городского моста в овраг. Насмерть. Как тут уцелеешь, когда мост высоченный, римского образца, перекинут через глубокий овраг. Ещё одного купца после разговора, он столкнул уже с деревянного Чёртова мостика в ручей, что протекал внизу  оврага. Сбросил сверху на него бутылку вина, и тот так там и лежал на берегу Березуйского ручья. Все проходящие так и подумали; не иначе как по пьяному делу валяется человек.

      В результате дела у Ферреля оказались хуже некуда. Всё впустую. Стало опасно. И по городу с этого времени поползли слухи. К купцам Феррель больше не подходил. Полный провал. Он пошёл в полном разочаровании на следующее утро на Большой Торг, что был ближе к реке. Авось! - вдруг вспомнил Феррель подходящее для этого русское слово. Взял даже хмельного, чтобы не отличаться от остального праздношатающегося люда. Может, здесь что-нибудь услышу, что-нибудь увижу, торопиться не буду, некуда, успокоил себя Феррель.

 глава 15-я                                           На Торге. 1840

       Торг был бойким местом. Рядом с Воробьевскими рядами, куда ни кинь взгляд стояли соляные лавки с рыбой, мясом, горшечные и черепичные развалы, упряжные лавки, паяльно-лудильные мастерские. Тут было очень шумно в субботний день, народу было много, на некоторых кожевенных рядах вообще не протолкнуться. Недалеко от входа сидел шельмовщик-катала с перевёрнутыми глиняными кружками, катал белый шарик-камушек по деревянной доске, лежащий у него на коленях, и кричал:

                                              Фокус-покус, всем шабаш,

                                              Скоро выигрыш будет ваш,

                                              Не держись за карман,

                                              Деньги - обман.

                                              Где найдёшь,

                                              Где потеряешь,

                                              Сам не знаешь.

       Феррель ради смеха поставил мелочь на кон, знал про такие фокусы и в Париже. Но отметил про себя: ну и ловок же катала! Когда надо, он громко гремел камушком в кружке, но когда переворачивал её и крутил по доске другими кружками, происходило неуловимое движение и камушек оказывался с тыльной стороны между его пальцами! Мастерски крутит, шельма! Глаза закрыты. Да ведь он слепой! Вот, наверное, кто всё знает и всё слышит. Надо бы к нему подкатиться, да не скупиться. Феррель проиграл ему три раза к ряду. Потом нагнулся к его уху и прошептал: "Разговор есть. Смотрю, ты парень что надо".

  глава 16-я                                        Ванька Крот

     Слепого каталу звали Ванька Крот. Прозвище соответствовало. Было ему лет 30. Слепым он был не от рождения, а ослеп, когда ему было лет десять. Ванька заболел какой-то хворью, одни называли её сыпухой, а бабка-знахарка, что взялась лечить мальчика, называла болезнь просто, хорью или харей бесовской. Болезнь та была огневая, бросало больного мальчика в жар кромешный и било лихоманкой. Хотя Ванька был не жилец, так его скрутило, однако казачка-знахарка каким-то чудом выходила его. Облила конской мочёй, обсыпала овсом, обмазала какой-то белой глиной и напоила ядрёной горячей и вонючей тёмно-коричневой жижей. Свершилось чудо. Болезнь ушла, но оказалось, что пришла слепота. Знахарка всё охала: "Ой, мало глины с конским навозом на голову мазала!" С тех пор Ванька был предоставлен сам себе. Раз Бог Спас, теперь тут его Божье дело, что с ним будет, так тому и быть. Что подадут - съест, что упромыслит - то и ладно. Сядет у храма да и подаянием всегда сыт. На всё воля Твоя! Ваньке теперь было всё равно, что день, что ночь. Лет эдак через пять он так наловчился, что лазил везде где ни попадя, и знал такие места, что и зрячие не знали. А потом лет с 15-ти стал ходить и по подземелью, и уже  годам к двадцати лучше его подземные ходы не знал никто. Ваньке Кроту было не страшно, темнота была естественной для него нормой. Карта проходов в подземелье была у него в голове, недоступная больше ни никому кроме него самого. Были от этого и большие преимущества - всегда можно было что-нибудь поиметь на купеческих подземных складах, что находились на небольшой глубине и которые тянулись под землёй от Гостиного двора аж до реки на целую милю, главное -  подобрать отмычки к амбарным замкам. Там много чего было и из еды, и из товара, главное - ходить туда ночью, аккуратно пройти через боковые входы, через народные замаскированные лазы. Феррель сразу почуял в слепом Кроте огромный потенциал. А когда намекнул, не знает ли тот про купеческие чертежи подземелий, Крот встрепенулся.

   -  Зачем тебе чертежи?  Я сам туда хожу лучше любого чертежа!-

   -  Ну раз так, - глаза Ферреля заблестели - будет к тебе дело. Деньгами не обижу!

   Наконец-то удача! Расчёт в этот раз у Ферреля был на то, что когда в войну он уходил из подземелья, то присыпал свою статую основательно, даже обрушил верхнюю часть хода, и любой другой человек, наткнувшись на это место, не поймёт, что к чему, примет это место за бугор завала или оползня грунта. Идя вдоль края стены, не зная, что внизу, конечно, пройдёшь мимо. Удачей было и то, что проводник был слепой и он не сможет описать его портрет в случае чего.  И это было еще одной  гарантией его  безопасности.

   глава 17-я              В лабиринте. Первая попытка. 1840

    В ясный тихий вечер Феррель и Ванька Крот первый раз спустились в подземный лабиринт. На предложение француза войти через вход на правом берегу Крот ответил:

   -  Барин, зачем так далеко? Мы  войдём ближе. На круче за  женским   монастырём сбоку лаз есть.

    Они спустились к  зарослям по  крутому склону  от  Ильинской церкви. Феррель поразился Кроту - ходит по лесу, как зрячий, ни одной ветки не заденет, ни на один сучёк не наступит. Чутьё,  как у лесного зверя. Внизу показалась колокольня монастыря. Здесь! Крот остановился. В кустах отодвинул  камень, задрал  дёрн, за ним   показался проход. Пролезли в него.

  - Вот что, господин, - сказал  Крот, - по вашему рассказу, там, где вы ходили, было глубоко, значит это нижние ходы,  там опасно, много обрушений, но извольте, всё что хотите за ваши деньги. Объяснять не буду, просто держитесь за мной, вот и всё. Как спустимся, так и начнём искать. Что вы там говорили? Каменная статуя там?

   В первый раз Крот поводил по подземелью Ферреля  основательно. Спускались глубоко. Он всё спрашивал:

  -  Ну что,  похожее место?

    Феррель вдыхал ноздрями воздух. Прислушивался.

  - Нет, не то. Там где-то далеко справа текла вода, видимо, подземная река. Воздух по- другому пахнет. Это не здесь. - Феррель погладил медальон на груди - Он меня приведёт на это место не сомневаюсь. "Да, - подумал Крот, что ж он тебя раньше не привёл? Веду то я".

  -  Ладно, - сказал Крот, -завтра туда пойдём. Если это подземная река, то там есть большой глубокий зал с тайным каменным колодцем царя Ивана Грозного. Завтра войдём через другой вход.

    Вылезли в другом месте ниже Женского монастыря.

   -  Хорошо, Крот. Вот что, -  Феррель придвинул слепого к себе, - раз я тебя нанял на это дело, теперь будешь со мной. Отпускать мне тебя не резон, сам понимаешь, пока не найдём статую. Плачу я тебе очень хорошо, так что изволь всё время быть при мне. Ступай вперёд, я провожу. Здесь место хорошее и сухое, дровяные склады, еда припасена. Тут нас не побеспокоят, я договорился. Тут и заночуем.

 

 глава 18-я         Рассказ Василька про Крота и незнакомца. 1840

     Василёк прибежал во флигель с  утра ни свет,  ни заря.

   -  Дрыхнут, вот вить баре! А я, кажись, вашего упыря, убивца нашёл!  Ходил он давеча по Торгу с нашим каталой слепым, Ванькой Кротом!

     Все враз проснулись.

    -  Вот как! Почём знаешь, что они?

   - Потому что один, как немчин, слова выворачивает, а люди да маманька моя говорили, что тот душегуб не наш, не русский. А потом я проследил за ними. Под землю лазили они вдвоём вчера, вот оно как. Так что как ни крути, получается, что тот иностранец и есть. Глаза у него такие жуткие и бесцветные, как у рыбы,- напустил страху Василёк, - а голос такой скрипучий, каркает, как ворона, аж жуть! А больше я их не видел, как зашли они под землю, так и не выходили. Под землёй они сидят. Точно.

   -  Ну вот что, други мои, - выступил Димитрий Самохвалов, - Давайте-ка этого упыря, что под землёй сидит, за жабры прихватим! Он, наверное, туда и убиенных затаскивает. Надо его оттуда выкурить. Как считаете?

  - Так ведь и гусарское наше слово на кону, - подхватил Николя Разгуляев. - Во всеуслышание же бравировали перед товарищами, что эту нечисть изведём! Вот вам и дело! Молодец, Василёк! Наша порода, не струсил, быть тебе гусаром! А теперь молчок, никому, ни гу-гу. Сиди здесь. А будут спрашивать, где мы, отвечай… ушли на охоту в Юрасову рощу, а вечером будем в карауле.

  -  Вот так хороша нам будет охота! - старался шутить студент Андрей Петрович.

  Придумывать было нечего. Пошли, как и в прошлый раз, втроём - Самохвалов, Разгуляев и студент Андрюша Усладов - тем же ходом как, и ходили, через склеп в саду, по винтовой лестнице вниз, в самый глубокий ход. Взяли пистолеты, сабли, запасы провизии, всё как при боевом походе. Так это предприятие и было  «проведением боевых действий в особых условиях», под землёй. Никак не иначе.

  - Ну что, дорогой наш друже, студент  Андрей  Петрович, - подзадоривал  Самохвалов. - Будет что вспомнить тебе на студенческих пирушках. Твои сокурсники такого приключения, как у нас, даже в книгах Распэ про барона Мюнхгаузена не читывали! Такое прелюбопытнейшее событие хорошо бы Александр Пушкин описал. Большого таланта был человек, да вот судьба-с, убит французом на дуэли в Петербурге. Скверное дело.

 - Да вот и Гоголь смог бы, - откликнулся Андрей Петрович. - Я его повесть "Портрет" давеча в Петербурге читал. Смею вас заверить, это такая сила в человеке есть - вот так писать! Удивительно необычно!

  глава 19-я                                   День Х. 1840

     Феррель исправно платил, был щедр не на шутку. Чего опасался Ванька Крот, так это того, что внутреннее чутьё подсказывало ему, что Феррель -  человек очень опасный, с двойным или даже тройным дном. Таких непростых людей в своей жизни он видел впервые. Но как уйдёшь от него? Крот  как-то один раз украдкой прислонился к своему хозяину и понял, что тот носит за поясом два пистоля, чуть что может и стрельнуть. Тогда пиши пропало. Единственный шанс его был тогда, когда они спустятся под землю. Даже если Кроту хитростью удастся затушить факел и в темноте уйти по ходам, то и тогда оставался риск, что он начнёт палить. Крот чувствовал, что Феррель скорее всего, тот, про которого теперь весь город говорит. Выходит, что это он и есть этот самый душегуб. Да, попал он в переплёт! Если так, то теперь его жизнь тоже на волоске - стоит найти эту злосчастную статую - и всё! В живых он его по-видимому не оставит, хотя делает вид, что наоборот. Говорит что статуя мраморная. Нашёл дурака, так я ему и поверил! Полез бы он за мрамором! Но Крот притворился покладистым, исполнительным и даже компанейским. Большой риск, но и без него хозяин под землёй ничего не найдёт. Как будто услышав его внутренний голос, Феррель вдруг произнёс:

  -  Да не дрейфь, Крот. Я должен быть благодарен. Я не буду ничего плохого делать. Ты же слеп как крот! Ха-ха! Ищи! Найдём, вытащим -  и  всё. Ты богач. Не обижу.

    Видел бы Крот глаза Ферреля в этот момент...  Хорошо, что не видел. В этот день Крот и Феррель вышли на то самое место глубоко под землей. Хозяин, как зверь, долго тянул ноздрями воздух и прислушивался.

   -  Кажется это здесь, недалеко. Вон там еле слышный шум воды, это в той стороне, там должен быть боковой старый ход. Вот он. Всё, пришли. Похоже, это место.

  -  Есть тут ход, -  сказал Ванька Крот, - но он наполовину осыпавшийся с одной стороны, туда только    один человек может пройти, вдвоём никак.

   -  Давай, Крот, с правой стороны ищи у самой стенки. Давай, лезь туда!

      Через какое-то время из темноты появился Крот.

   -  Хозяин, нашёл, только это не мрамор, хозяин, золотая она! Я золото пальцами чувствую.

  -  Знаю, что золотая, - осклабился Феррель. - Вам скажи, что золото, весь город сбежится, всю гору перекопаете! Давай разгребай!

      Феррель полез вслед за Кротом. Руки француза отпихнули землю и жадно заскользили по статуе. Да. Это была она! Вот и голова.  Феррель нащупал выступающий шпиль шлема, и заклёпки,  и лицо Царя-Воина с мощными чертами лица. Богатырь. Через какое-то время  вместе с Кротом они наконец-то расчистили всю

статую целиком. Феррель осветил её  факелом и увидел совершенно изумительную картину во всех деталях.

                                                                           * * *

     Теперь уже неразлучные друзья, гусары Димитрий, Николя и студент Андрей Петрович спустились на самый нижний уровень по старой винтовой лестнице. Остановились. Наверху, как они себе представляли, левее их, находилась Никольская улица, дальше расходились два хода, правый и левый. В правом они были в прошлый раз, теперь пошли по левому. Шли, наверное, больше получаса, продвигались медленно, их в очередной раз удивило огромное количество ответвлений - боковых ходов, так как ход был неизвестным, останавливались перед каждым, и как в прошлый раз, студент Андрей Петрович помечал в своей карте новый ход. Постепенно главный тоннель стал поворачивать направо. Где-то вдалеке послышалось журчание воды. Остановились, прислушались.

  - Скорее всего, мы где-то за Троицким собором, ближе к берегу. Слышал я от Федотыча, что когда-то около церкви  Михаила Архангела  были настолько мощные ключи, что вода рекой от них текла на Торг по мореным дубовым желобам. Даже сейчас на Гостиной площади стоит большой деревянный бассейн, сделанный толковым купцом Петром Щепетовым  для поения лошадей. От этой подземной воды образовался огромный городской овраг, но вода ушла ещё глубже, и теперь, там глубоко под землёй, течет огромная ключевая река, возможно, это она и есть. Мы, друзья мои, забрались очень глубоко. Пошли дальше. Шум воды усилился. Впереди было видно, что теперь ход поворачивает влево,  но почти под прямым углом. А справа было ещё одно ответвление, очень древнее, так как деревянные балки были чёрные и во многих местах на них висели вековые зелено-жёлтые лоскуты плесени. Димитрий, шедший впереди, вдруг поднял руку и резко затормозил. Стоп. Справа за углом появилось бледное мерцание огня и еле слышные звуки человеческих голосов. Димитрий приложил палец к губам: тихо! Рукой провёл по вспотевшему лбу. Прошептал товарищам: "Должно быть, это они, тот иностранец  и слепой." Потихоньку высунувшись из-за угла, Димитрий увидел двух человек, впрягшихся в извозничьи лейцы и тащивших... Это было невероятно, золотую статую!

  - Вот это да!  -  Димитрий даже не понял, сказал он это вслух или про себя.

   Первым насторожился и застыл как вкопанный Ванька Крот.

  - Хозяин, здесь кто-то есть! -  молниеносным движением он загасил факел Ферреля,  и наступила полная темень в этой части хода. За углом, где светился факел и находились в засаде трое друзей, послышалось клацанье металла и взвод курков. Во весь голос Димитрий выкрикнул:

   - Всё! Мы знаем, кто вы!  Либо выходите, либо мы стреляем! Считаем до трёх! Раз! Два...

  И в это время из темноты раздался скрипучий каркающий голос:

  -  Хорошо. Здесь с нашей стороны дальше обвал,  хода нет. Мы сдаёмся !

  - Так, - сказал Димитрий. - Андрей Петрович, становись справа от меня, держи их на прицеле, Николя, ты слева. Так, голубчики, зажгите свой факел и выходите!

  Это была ошибка -  вести переговоры с загнанным в угол зверем. Что-то метнулось вдоль стены. Мелькнули тени. Прогремевший из темноты выстрел подкосил студента Андрея Петровича, тот схватился за грудь и упал скошенный пулей. Димитрий выстрелил, как и все остальные, но ситуация была проигрышная - они стреляли в темноту в отличии от противника. Черный человек с озверевшим рыком кинулся на него, было видно, что и он ранен, из его плеча хлестала кровь. Разгуляев подоспел вовремя, он схватил иностранца сзади за шею, но тот вывернулся как змея. На земле, звякнув, остался лежать сорванный с него медальон. Иностранец упал, но тут же вскочил. Димитрий, успевший отпрыгнуть в сторону, заметил, что опять мелькнула тень и Черный человек напал на   Разуваева. Сверкнул нож. Николя схватился за руку, которой закрылся от этого коварного удара. Самохвалов выстрелил из другого пистолета, Черный человек, истошно завыл, встрепенулся , как чёрная птица, и снова упал, и тут же вцепился в ногу раненного Николя. Но тот оказался готов к такому повороту событий и второй ногой ударил того в грудную клетку, и он откатился к стене. От скоротечной стрельбы стены задрожали и загудели, разорвали тишину векового подземелья. Воздух по всей длине схлопнулся и раздался треск верхних перекрытий. Всё зашаталось, как при землетрясении, заходило ходуном. Трещали  деревянные подпорки стен. Завершающим аккордом был страшный звук ломающихся перекрытий свода, они хрустели и лопались, как кости древнего, долго пролежавшего на дне океана огромного кита! Димитрий услышал, как в той стороне обвала душераздирающе заорал человек, видимо тот, второй, про которого говорил Василёк, Ванька Крот. На том месте где лежала статуя, рухнувший сверху грунт  издал мощный хлопок и пошла невидимая чёрная волна обрушения. Димитрий схватил лежавший у его ног медальон, обнял раненного Николя, и они бросились бежать прочь, оставляя за спиной страшный рёв гигантского обвала. Бежали, пока не поняли, что всё затихло. Где-то далеко ещё что-то трещало, ухало. По принципу домино цепная реакция в коридорах подземелья продолжалась,  уходя куда-то в сторону от них. Прошло какое-то время, Димитрий и Николя, ошарашенные произошедшим, отдышались. Установилась звенящая тишина.

  -  Андрей! - друзья закричали во весь голос! От этого крика тишина стала ещё страшнее. Они отчётливо поняли, что студент Андрей Петрович, ещё недавно стоящий плечом к плечу рядом с ними, погиб вместе с этим опасным хищником подземелья - Чёрным человеком. Обвал довершил дело. Карта подземных ходов осталась у Андрея! Как им теперь выбираться отсюда? Разгуляев сидел у стены и держался за раненную руку. Димитрий долго щелкал огнивом в темноте и наконец зажёг второй факел. Картина, открывшаяся глазам друзей была жуткая, как из апокалиптического сна. Все галереи и справа и слева были разрушены, а они стояли посередине большого зала с каменным бассейном. Единственное, что осталось нетронутым, был главный центральный ход позади них. Слева от него на груде кирпичей, обхватив голову руками, сидел обалдевший Крот! Невероятно, но слепой обогнал их и прибежал сюда первым. Облизнув пересохшие губы, он выдавил:

  -  А что я мог? Он заставил меня, держал под дулом пистолета.

   -  Кто он? Что за дьявол это был? Рассказывай! Не то сейчас я и тебя в расход пущу. Рука не дрогнет, будь уверен! Звать тебя как? - закричал Димитрий.

  -  Ванькой Кротом кличут. Слепой я. Да если бы я знал. Я же не вижу, а так по разговору  не местный он, не русский. Знаю только, что пока он искал подземные планы, несколько душ погубил. Он мне про это специально сказал, чтобы я боялся  его и чтобы повязать меня накрепко в этом деле. А то бы я и не знал что он - этот убивец, до последнего момента. Если с этой стороны обвалилось, не беда. Я другой выход знаю. Христом Богом прошу, не знал я, что так повернётся, не выдавайте меня, люди у нас знаете какие, долго разбираться не будут, сразу в соучастники к душегубу запишут! Я что ж, я провожатый. Кого бог пошлёт, того и веду. Вот сейчас вас послал.

  -  Да.  Дела-а-а-а!!! - вырвалось у Димитрия. - Вот что, Ванька Крот, если выведешь нас сейчас, так и быть, слово гусарское даю, не трону. А у него, - Димитрий показал на Николя, - сам проси, он раненный.

  -  Ладно, чего уж там - откликнулся Николя - Перевяжите меня лучше! Чего тут спорить! Чудом живы остались. - Самохвалов одел на шею висевший на руке медальон.

  - Вот так вещица! Чудесный образец! Уж больно старая, - изумился Димитрий. -Древности какие тут под нашим городом! Кто бы мог подумать!

  -  Так это тот медальон, что иностранец носил под рубахой! Всё ведь из-за него и началось, - стал рассказывать Крот - Этот медальон от  золотой статуи Воина-Царя, что мы тащили. Он поначалу у него на груди висел, пока его иностранец не снял. Да-а-а. А ведь под той золотой статуей теперь пол горы породы насыпано, пиши пропало. Не достать уже. Сто лет копать надо будет.

  - Ну пошли.  Чего уж там. Главное от злодея-душегуба город избавили!-сказал гордо Николя.

Димитрий взял факел, поставил Крота перед собой и втроём они двинулись в другую сторону подземелья, что вела к реке. Крот не обманул, но чтобы выйти из-под земли в этот раз, они долго  шли по пояс в воде,  а потом вылезли у  большого камня в зарослях у другого большого городского оврага, зовущегося в народе Березуем. Согласно уговору дали зарок пока рот на замок. Надо всё осмыслить, со всём разобраться. Так и порешили.

 глава 20-я                          Димитрий и Настя. 1840

     Димитрий вошёл на половину дома Настасьи Мироновны. Большая южная гостиная с тремя окнами была освещена солнцем. В углу слева стояла красивая кафельная печь в стиле барокко с панно из изразцов в лилово-охристых и пурпурно-зелёных тонах  с сюжетами из Ветхого Завета и популярной сцены "Сусанна и старцы" с орнаментами из гирлянд, цветов, венков и ваз, раскрашенных небесным кобальтом. Топка камина была отгорожена ширмой в китайском стиле из узорчатой розовой тафты. На полу лежал огромный серо-зелёный ковёр с крупными осетинскими цветами-узорами и стояли два дивана, в правом углу и у окна, там же находился и круглый стол, покрытый темно-пурпурным сукном,  на котором лежали Библия и Молитвослов, гусиные перья и писчая бумага, а также бювар для просушивания чернил. В одном углу висела искусно переплетённая бронзовыми веточками и листиками клетка с канарейками. А в другом углу висела редкая старинная икона Параскевы Пятницы со святыми Мироном- Ветрогоном и Григорием Богословом в центре и по краям со святыми мученицами Варварой и Ульяной. Под ними на кушетке сидела Настасья Мироновна и смотрела вниз на Димитрия, на его гусарские летние сапоги с короткими голенищами и ввинченными шпорами и на забрызганные почти до колен  грязью штаны-чакчиры. Она подняла голову и заговорила:

  - Я знаю куда вы ходите каждую ночь, милостивый государь, дорогой Дмитрий Митрофанович, мне намедни наш пьяный конюх проболтался про подземный ход. Вот что я скажу вам, дело это опасное, там не один мужик пропал без вести. В том ходу, говорят, нечистая сила водится. Боязно мне за вас аж жуть как! - Настасья Мироновна закрыла глаза руками и её плечи дрогнули.

  - Дорогая моя, любезная Настасья Мироновна, - отвечал ей пылко Димитрий, - не страшиться вам надо, а радоваться, что я живой перед вами стою. Всё уже позади! Злой душегуб, что весь город изводил, нами наказан, а товарищ мой Андрей Петрович погиб, а Николя ранен, но, хвала Всевышнему, несерьёзно.  А посему суд мне теперь не мирской, а только ваш, Настасья Мироновна, да Господа Бога! Вот что я скажу: Жизни мне без вас теперь нет и больше никого мне не надо кроме вас! Теперь, когда я богат и решительно препятствий для нас никаких нет, хочу я вручить вам свою руку, сердце и душу свою без остатка!

     Он приблизился к Настеньке,  взял её за руку, опустился на колено перед ней. Она прислонилась щекой к его голове, погладила волосы и тихо прошептала, как шепчут девушки, чтобы не спугнуть своего счастья:

   -  Господи, всё это похоже на сон. Конечно,  я согласна. Как сильно я люблю вас, так и пересказать  словами невозможно, а только выразить чувствами, которые никак нельзя обмануть. И видит Бог, что это наша судьба. Сердце моё сейчас выпрыгнет и упорхнёт маленькой птичкой за облака.

       Они встали друг перед другом, обнялись и наконец поняли, что теперь они вместе навсегда и что это и есть то самое, неминуемое, неимоверное счастье - чувствовать и видеть друг друга, и смотреть на то как распахиваются перед ними двери в новый, чудесный мир, как выходит им навстречу покровительница  всех любящих сердец, хозяйка жизни - Судьба.